На губах появляется едва заметная, печальная улыбка. Так происходит почти каждый раз. Так происходит с теми, кто ценит музыку, но им не хватает... души. Хочешь спасти человеческую душу, но она сама норовит заглянуть в глаза Дьяволу и утонуть там в бездне чужих чувств, отражений собственных желаний. Демон не может спасти человека. Тай даже не пытается.
Он все еще присматривался к нему, к своей жертве. А как еще назвать несчастного, обреченного по собственной воле слушать музыку Дьявола? Такие не попадают в Рай, таким нечего делать там, где единственной музыкой является грохот Иерихона и разговоры ангелов, похожие на пение. Такие живут горячим, испепеляющим желанием. Для таких он играет. Для Него он играет. Удивительное стечение утонченной, чувственной души, закованной в эту оболочку, вспоенный прекрасным, воспитанный ужасами, живущий запахом свободы. Возможно, Стас не видел, но в его душе уже пошел раскол. Зияющая тьмою щель жила своею жизнью, пульсировала своим темпом, формировалась в свою структуру. Тот самый зверь, что охраняет тело, что отвечает за сохранность бренной жизни, что нервно, почти зло дергает человека, взывая к тревоге. Он чует Тая, чувствует, что тонет, но... ничего с этим сделать не может.
Тай скользит взглядом по мужчине, словно оценивая масштабы последствий. Темный зал смотрит на скрипача холодноватым голубым свечением, очерчивая его фигуру нереальным, бледным сиянием, словно обрекая в белый саван, струящихся по плечам и спине волос. Он встречается взглядом с глазами Стаса и с улыбкой, с какой рассказывают самую большую на свете тайну начинает, на грани ощущений вырывая из струн тихие, равномерные звуки:
[audio]http://www11.zippyshare.com/v/11546808/file.html[/audio] - Сен-Санс Пляска смерти
- Пред сторожем в полночь рядами могил
Погост распростерся в молчанье,
И месяц на плитах холодных застыл
В холодном и чистом сиянье.
Но вот под крестом оживает мертвец...
Где муж, где жена, где старик, где юнец
Встают в одеяниях длинных,* - звук скрипки, взрывающий нависшую тишину кажется пугает даже самого скрипача, он умолкает, на мгновение прикрывая глаза, но скрипка не молчит, обрушивая на пустующее помещение картину зарождающейся, беспечной, грешной ночи. Под треволнения притихшей скрипки дрожь пробирается у него по спине, заставляя обратить на Стаса взор кажется светящихся бледно-голубым из-за подсветки сцены глаз. Звук нарастающего волнения вызывает на губах мягкую, но какую-то нечеловеческую улыбку. Поза скрипача меняется, становясь какой-то свободной, легкой, словно он заново вспомнил как это можно быть легче звука, быстрее ветра. В плавных движениях словно вызов, приглашение, вопрос, а сможет ли позволить себе смертный пляску с самой Смертью?
Мало кто знал, что сам Смерть не слишком любит Это произведение, потому что Скрипач заставил его однажды под него станцевать и Сам не смог отказаться. Настолько заразительный мотивчик создал Сен-Санс.
Сердце, кажется, сошло с ума, выбивая задорный, танцевальный ритм, заставляя ноги только что не идти в пляс, а голову кружиться в странном, легком чувстве беспечного ощущения страха, восторга, ужаса и невероятной свободы. И все это он чувствует не один, он все это заставляет ощутить и сидящего пред ним, пойманного в капкан сияющего лунного взгляда Стаса. Это даже не пляска, это некий невероятный флирт со Смертью, с опасностью.
Скрипка поет, срывается, летит, рождая столь разные. странные звуки. Летящий мотив ищет в душе смертного тот самый темный разрыв, взывая к темной сути слушателя, напоминая о господстве ночи в каждой душе, заставляя разлиться жадной смелостью, азартом. Это вызов самому себе, это самая веселая, самая жаркая из возможных ночей.
Это звук заставляющий кровь в жилах кипеть, а разум укрываться тьмой, охота, открытая только для него одного. Нога легонько, невольно подстегивает ритм, придавая движениям смычка над скрипкой нереальность, а тонкую фигуру, следующую за каждым волнением музыки словно превращая в участника той страшной ночи.
"И тянутся, силясь друг друга найти,
И в круг - посредине дороги,
Всем хочется пляску скорей завести,
Да саваном стянуты ноги.
Но кто ж здесь давно от стыда не отвык?
Стряхнуть одеяния недолго - и вмиг
Все саваны сброшены в кучу".
Они приглашены на самую невероятную, самую черную ночь из всех возможных. И Скрипач тянет его за собой, утаскивая во тьму обоих зрителей и удивленную открывшимися возможностями тьму и тонкую, чуткую к музыке смертную душу. Он приоткроет им хоть на мгновение этот невероятный Его торжества. Шепот скрипки волнуется, предупреждает, но не способен остановить их перед открывающимся действом.
Зайди сейчас сюда кто-нибудь и не известно смог бы он узнать в этом похожем на лунное сияние, на Смертный призрак прекрасного скрипача, а в сидящем на стуле слушателе человека. Видит ли Стас, понимает ли, что большая часть концерта происходит сейчас не на сцене, не на струнах скрипки, а меж ними в это обмене взглядами, в этих легких невесомых движениях скрипача? В нарастающем гуле звука, не способного родиться обычной скрипкой?
Танцующий, легкий мотив зовет ответить, он не требует, не заставляет, но не следовать ему кажется странным, невозможным.
Вот словно опомнившись от сумасшедшего бега стремительный скрипач превращается в ласковый, почти медленный ветер, такой легкий и коварный, словно нашептывающий о чем-то под лунным неверным светом. Тай даже позволяет себе на мгновение присесть, страшно подумать, на спинку стула, и предмет мебели никак не реагирует на должный бы существовать вес. Но это не на долго, он делает шаг на край сцены, прогоняя по струнам новый ветер.
Нарастает гул нового полета, увлекающий в новый танец, продолжить этот стремительный полет, раскрыться больше.
И если будет нужно, он поднимет на ноги своего зрителя, он заставит двигаться его вместе с собой в этом невероятном мотиве, срывая ритм, срывая нервы, уничтожая сердечный ритм.
Сердце бьется гулко, тяжело, разгоняя по крови азарт, желание устремиться, освободиться от бренной плоти, взлететь вместе с танцующим сонмом теней, кажется пляшущих в углах зала, густых, вязких как патока, взмывающих к потолку неверными фигурами. Свободным. Стать свободным.
Раз за разом, ритм за ритмом. Взмывающее облако неверного света в длинных, колышущихся при движении волосах. Саван ночи не способен удержать величия праздника.
Он рассыпется в обманчивом успокоении, прохаживаясь по сцене на самом краю на грани сцены, кажется касаясь только кончиками пальцев выступа сцены.
Словно мольба, просьба остановиться, спастись звучит стон скрипки в темноте, но Тай несогласно поводит из стороны в сторону головой, заворачивая мелодию в новый полет, на губах живет своей жизнью легкая, чуть хищная улыбка. Серебренные глаза лукаво смотрят на Стаса, видя не человека, но две сущности вполне разделенные безумной, летящей легкостью танца Смерти. Он взрывает пространство меж ними вихрем нового головокружащего, нарождающегося полета. Призыва. Сердце едва не бьется через раз, пропуская удары, разгоняя кровь большими толчками, почти останавливаясь, забывая, что нужно биться, чтобы жить. Бренное тело отдается во власть Пляски. И только рука скользит над струнами, орудуя смычком.
"Согнется колено, вихляет ступня,
Осклабится челюсть в гримасе -
Скелет со скелетом столкнется, звеня,
И снова колышется в плясе." - взлетает и взлетает громоподобный мотив, высекая почти из воздуха новый ритм для сердца, новые невероятные движения для этого легкого, почти невесомого тела. Он стремится, не отстает, почти двигаясь в этом ритме, обрушивая на землю в душу летящий образ невероятного. О Смерть прекрасно танцует, это зрелище стоит жизни. Он не забудет о том прекрасном, летящем вихре, пожирающем надежды, мольбы, сомнения, угрозы, желания, сравнивающего меж собой королей, смердов, Дьяволов и Смертных.
Но... Словно предрассветный луч высвечивает пространство одинокий мотив, заставляя тени скользить в углы, прятаться от нарождающегося тепла, а скрипача шутливо разогнать, словно тараканов по углам видения, тихо закончив невероятное сумасшествие.
* Гете Пляска мертвецов
Отредактировано Тай Лиа (2011-05-05 15:33:45)
