На границе было жарко в это время года. Жарко, и душно - рубашка противно липла к телу, на котором и мяса-то почти не осталось - одни кости. Лайонел уныло оглядел себя в воде небольшого озерца, встреченного на пути его продирания сквозь сосны. Куда подевался тот вальяжный, отлично выглядящий щеголь, ещё, казалось, так недавно издевавшийся над старым хреном Менгеле в попытке отмазаться от работы...
Но Лаю нравилось. Ему нравилось до одури, до восторга, до дикого всплеска адреналина в крови. Он не прогадал - задания у старого хрыча были не чета тому, чем он занимался до этого. На грани раскрытия, на грани смертельно опасного риска, на грани. Требовалось выжимать из организма все, и даже больше, не спать по нескольку суток подряд, и бежать, бежать, бежать... Даже если в плече застряла пуля 9го калибра, пущенная из новейшего Вальтера и ушедшая к кости так, что выковырять ее своими усилиями не представляется возможным.
Ничего. Скоро. Скоро будет небольшой посёлок, деревенька... Затерянная в глуши с мирными, доброжелательно настроенными жителями. Они уже раз принимали у себя Лая, и вспомнят его. Только бы дотянуть немного. Там, помнится, есть даже телеграф. Ещё военных времён. И всё.
...Иногда начинается бред - у Лая он всегда один и тот же, ещё с той памятной зимы на крыше Южного районе Вегаса.
Ему казалось, что идёт снег, что холодно, и он тихо смеялся, потому что для него снег означал одно - Кёниг.
Моя снежная королева...
Не было и дня, чтобы Лай не вспомнил о нём, не прошло и ночи, чтобы убийца не уткнулся со стоном лицом в подушку, или в траву, или в приклад винтовки, вспоминая их последние дни вместе. Казалось, это всё было так далеко... и так сказочно.
Ради этого стоило выживать здесь, в болоте на австрийской границе. Ради того, чтобы увидеть его снова.
Деревья расступились, стало светлее. Вдали показался небольшой заборчик, залаяли собаки, раздались голоса.
Лайонел замер, жадно вдыхая воздух спасения. Повеял ветерок, и убийца прикрыл глаза, протягивая вперёд ладонь.
Вот сейчас он ласково зарывается пальцами в чёрные, как смоль, волосы, подойдя сзади: "Бросай уже курить, это вредно"...

Земля совершила кульбит, бросаясь в лицо.

Потом, он на миг очнётся, уже в светлой, чистой горнице, и успеет пробормотать адрес, куда надо отправить небольшое послание.
"Отдыхаю, как в Терклице. Шикарная природа, глушь, благодать. Жив-здоров. Л. Л."
И одна из последних "Л" будет его именем.

Здесь не было ни современных лекарств, ни лечебницы. Лай поселился в уютном мире Алисы, иногда выныривая из него, когда приходил доктор, местный знахарь, и давал убийце морфий, помогающий вновь вернуться, но теперь уже не в апрель, а в декабрь, на припорошенную снегом скамейку в Эттенхайме.
Чтобы вытащить пулю пришлось разворотить полплеча, и теперь к бесчисленному количеству шрамов на спине прибавился ещё один, звездообразный, раскинувший лучи-щупальца по плечу, по руке вниз, по лопаткам, переползающий к ключицам и заживающий плохо.
Лихорадка, морфий и сиреневый дым трубки, которая раскуривалась в мире Алисы.
В минуты просветления Лай размышлял, понял ли волк его послание, и сам себе отвечал - понял. Отдыхать в Терклице можно только одним способом, и просто так попасть в частную клинику тяжело. Упоминание глуши и телеграф, с которого послано сообщение давали почти точные координаты. А смысл? Лай собрался добаться к волку, где бы тот ни был, и говорил ему - я совсем рядом, дождись.
А потом новый приступ лихорадки, укол в вену и ломка.
Убийца понял, что пора уходить. Трое суток - это слишком, неодзволительно много, для пребывания в одном месте. С волком он и то задерживался меньше. Зря, как же зря... Каким же он был идиотом.
На четвёртый день, бледный, как смерть, но почти здоровый, убийца собрался ещё затемно. Привыкшие к нему собаки не подали голос, и он спокойно ушёл дальше на запад, стараясь держаться русла одного из притоков Инны, до ближайшего городка, Штрауссберга, где снял номер в гостиннице. И лёжа на почти хрустящих, накрахмаленных простынях, Лай смотрел в потолок, изнывая от нехватки морфия и видений заснеженного декабрьского Эттенхайма.
"Где же ты сейчас, волк, в каких угодьях у тебя охота. Дошло ли моё сообщение, или оно уже адресовано в пустоту.."
Ключица разрывалась болью, это был не сон, а бред, полуявь. В этот раз было тяжело, как никогда, и Лай отчаянно желал передышки. Передышки с ним.

Простыни были влажными; от кровати до душа по полу - мокрые пятна и лужи воды. Словно кто-то вышел из душа, не удосужившись, или не имея возможности воспользоваться полотенцем, и так и рухнул в постель.
Собственно, так оно и было.
Стук всколыхнул сознание - Лай напрягся, мгновенно опуская ладонь под кровать, где за белоснежными оборками притаился расцарапанный приклад винтовки: за убийцей могли прийти.
- Хватит спать Кай. В дверях снежная королева.
Сердце грохнуло куда-то вниз, болезненно, сумасшедше, а руку с опозданием прострелила боль, заставившая тихо выдохнуть, и неловко скатиться с постели. Первые мысли, на грани паники - его поймали, заставили прийти под дверь, его используют.. Затем сознание прояснилось, и Лай вспомнил - волк скорее откусит себе язык, чем предаст хоть кого-то из стаи. Или дастся живым. Значит, он здесь. Он тут, совсем рядом, если киллер не выдаёт желаемое за действительное, и если это не проделки Чеширского кота из декабрьского Эттенхайма...
Путь до двери был невероятно длинным, ноги путались в простыне, наспех обёрнутой вокруг узких бёдер, воздух толчками приходил и уходил из лёгких, и в такт билось сердце, в такт отдавалось эхом в ушах, в такт наступала Тьма, мешая обзору, пока мир не сузился до одной дверной ручки.
"Черт, я отстойно выгляжу!" - внезапно испугался убийца, и сам же чуть не рассмеялся от собственных мыслей. "Придётся ему меня простить." - И потянул ручку, слушая музыкально щёлкнувший замок.
- Вы внезапны и неожиданны, как метель в июле, моя снежная госпожа, - пробормотал Лай,  - Но Господи... как же вы прекрасны. - Вот так вот и ломаются привычные стереотипы "пароль-отзыв", превращаясь во что-то, что невозможно удержать, и что рвётся с губ само, когда твои глаза встречаются с этим невероятно родным и тёплым льдистым взглядом.

Не каждому, далеко не каждому доступно это ощущение. 99% убийц никогда этого не испытывают.
Счастье. Бескомпромиссное, невозможное, невероятное, и абсолютное умиротворение. Спокойствие такое, какое может быть только в самом раннем детстве, когда ты не знаешь проблем и забот, а самое надёжное место - под одеялом, куда никакие страхи не достанут...
Рядом с этим мерк весь адреналин от заданий Менгеле, весь кайф от хождения по грани,  именно ради этих секунд стоило выживать там, где остальные предпочитали смерть, и именно в эти секунды Лай думал о том, что он непроходимый идиот, и если бы у него была хоть капля ума - он бы уже давно поселился в той самой камере 19го века, в подвале Кёнига, и жил только ради него одного, только этими встречами.
Запах, этот родной, уютный, запах - Лай всегда отличался почти волчьим обонянием - задыхаясь без него убийца подался вперёд, жадно вдыхая, почти утыкаясь носом в шею, казалось, ещё миг - и он просто вгрызётся в беззащитную кожу под ухом, но дикий зверь лишь на миг промелькнул, яростно полыхнув глазами и жадно щеря аршинные клыки - и исчез, оставив одного Лайонела, растерянного, не верящего своему счастью, задыхающегося.
Вопросы готовы были посыпаться, как горох из дырявого мешка, просто потому, что ум, за который его, видимо, и полюбил Вольфган, сейчас был выключен лошадиной долей старого транквилизатора. Огромным усилием воли удалось сдержать их - он не будет выглядеть идиотом перед ним, даже умирая.
Полгода.
Только сейчас этот кошмарный, огромный срок внезапно канул в небытие, словно и не было его, и это пугало. Пугала невозможность происходящего, чтобы он, Кёниг, здесь...в маленьком отеле почти на окраине..
Лай знал, что для волка взять его след не составит никакого труда, ведь ни разу ещё Лай не заметал следы, если был хоть один шанс, что по ним пойдёт Вожак Стаи... да, рискованно. Да, глупо. Да, благодаря этому страдала шкура Адской Гончей, и не раз, но...
Но всё же волк взял след. Он взял бы его даже там, где отказало бы чутьё самых натасканных ищеек - откуда-то Лай знал это, и был счастлив этим знанием.
Просто зная, что тебя в один день, когда отчаяние сжимает горло похлеще строгого ошейника Менгеле, могут найти.
Могут.
Но Лай никогда не думал, что такое случится.
Что Волк придёт. Оторвавшись от всех дел, бросив начальство, стаю.
Убийца неслышно прерывисто вздохнул. Какая разница, как. Главное - он здесь. И голос такой же ироничный, словно и не было тех безумных шести месяцев порознь.
- Вижу, моя новая фитнесс-диета не пришлась тебе по нраву, - хрипло пробормотал Лай, улыбаясь, и понимая, что улыбка все шире и шире - за последние полгода лицевые мышцы просто не испытывали подобного, - А я так старался выглядеть стройнее.
"Что ж, придётся тебе меня откармливать, пока я не приобрету хоть немного мяса на костях" - осталось невысказанным, но было ясно и без слов. Лай прикрыл глаза, когда тёплые губы коснулись лба, но не пошевелился.
- В постель? Мне нравится твоё предложение, Кёниг. Ты, как всегда, убедителен. - В тихом голосе лукавые нотки, Господи, а Лай был уверен, что за время этой грёбаной разлуки просто забыл, как это делать. Нет. С появлением этого невозможного, снежно-притягательного создания в нём снова поднял голову тот самый светловолосый насмешник, который когда-то приставал с поцелуями к самому опасному убийце Германии в полумраке комнаты Страха городского парка аттракционов...

Вот так, всего пара слов, всего один жест, а у него, Лая, уже подкашиваются ноги, уже мурашки по коже, уже путаются мысли и сбивается дыхание. И можно бы списать на озноб, но Лай не привык себе врать.
Только он так умеет - властным, коротким жестом... да что там - одним взглядом выбить почву из под ног убийцы, и отправить его сознание куда-то, сродни райским кущам. Лай усмехнулся, облизнув мгновенно пересохшие губы - от жара, как же. Правому плечу было настолько хреново, насколько сладко и хорошо оказалось в момент левому - там, где касались губы Кёнига, по коже пробегали горячие волны, как круги по воде, отдаваясь где-то в глубине того, что романтики зовут "душой"...
От жадного, затуманенного взгляда всё внутри перевернулось, и Лай вдруг понял, что не так уж ему и хреново, и вообще... Но тут тёплые руки чуть толкнули его к кровати, и он, пошатнувшись, понял, что все намного хуже. Ну так всегда - не идиот ли. Обещал же беречь себя, обещал...
"Прости меня, Воль. Я никак не научусь держать такие простые обещания..."
Убийца присел на край кровати, поворачиваясь развороченным плечом к настольной лампе и являя весь ужас ситуации. Нет, на самом деле всё было не настолько плохо. Возможно, если бы Лая штопали профессионалы-врачи в Терклице, сейчас и шва бы не было видно. А так - ну что есть, то есть. Багровая звезда поселилась на правом плече, и это было ой как паскудно...
-  соседей хотел затопить?
- Сам утопиться пытался, - фыркнул Лай, поводя правой рукой и прислушиваясь к ощущениям. Транквилизаторы и обезболивающее дурманило мозг, путало слова на языке. Знал бы, что Воль нагрянет среди ночи - потерпел бы. - После такого позора, как ловить пулю плечом, мне только одна дорога...
- Комнату осматривал?
- Поверхностно, - покаянно опустил голову блондин, вспомнив, что вчера ему было немного не до того... Да и сейчас, по правда, голову больше занимала мысль о Вольфовом воздержании.
"Неужели и впрямь.. полгода?.." - следовало немедленно поправляться и исправлять ситуацию!

Неудачная вышла шутка - Воль был не в настроении, да, если подумать, они уже раз обговорили эту тему. Это всё морфийный бред и ломка, нехватка. Успокоительное и обезболивающее. Это всё они. Притупляют память, и вспоминаешь, чего не стоит говорить, уже после сказанного. Лай опустил голову. Ну вот почему так? Он же старше, опытнее, и, кажется, даже выше!.. А всё равно в присутствии  недовольного Вольфа чувствует себя нашкодившим мальчишкой, который прям сейчас огребёт затрещину, али чего похуже... Убийца усмехнулся, чувствуя, что с приходом Снежной королевы началась настоящая сказка.. и плевать, что за окном душное лето, такое, что не хватает кислорода, и задыхаешься. А ведь с Вольфа станется выполнить обещанное, уж в чем-чем, а в Кёнинге Лай не сомневался ни на секунду. С того станется раз взглянуть на учёных так, как только что смотрел на Лайонела - и те не только оживят, но ещё, пожалуй, бессмертным сделают.
- Давно не куришь? - негромко спросил Лай сквозь улыбку. Не то, чтобы он радовался ломке Кёнига, но почему-то вспомнился его бред трёхдневной давности, и Лай подумал, что было бы забавно, если бы Вольф услышал его.. непонятно как, через всё расстояние.. да ещё и мысль. Но услышал.
Лай терпеливо подставлял плечо, размышляя, не лучше ли попросить волка снять неуклюже наложенную штопку и перелатать его, волчьими, руками. Лай знал - это будет куда как оперативнее и профессиональнее. Надёжнее. И заживет на следующий же день, однозначно.
Всё его тело любило Кёнига. Любило так, что просто находясь рядом, Лай моментально выздоравливал и оживал, в каком бы состоянии не приполз к убийце.

Как сказать, что Лай всегда оставлял след?.. Когда есть шанс что из двух дюжин отличных убийц его найдет именно этот - грех не оставить. А остальные.. остальным до Лая не добраться - кишка тонка, воспитание не то.
Но признаться в намеренно, заведомо оставленном указании, меловой стрелке на земле, как в старой игре "Казаки-разбойники"... Как там было в "Маугли"?.. Дёргать Смерть за усы. Ох обидится, когда-нибудь она обидится, Лай, и дёрнет нить твоей жизни - что тогда будешь делать?..
На миг все чувства сконцентрировались в районе лопаток, где коснулось кожи родное дыхание, и Лай снова понял, что будет себя беречь, будет уходить, в очередной раз по-волчьи путая след, чтобы ещё раз пережить эти мгновения.
Волк, как всегда, был обстоятельным, подробно и по форме отвечая на поставленный вопрос, и Лай снова улыбнулся. Всё-таки, они были настолько разными, насколько вообще могли быть разными люди. Банально, да? Противоположности притягиваются.. Лай любил играть словами, ловко обходя вопросы и паузы, отшучиваясь там, где не видел смысла сотрясать воздух очевидным. Волк.. Волк всегда говорил, что думал. По крайней мере ему. Он внимательно относился к любому вопросу, пусть даже самому идиотскому - если он исходил от Лая.
А ещё..
- Не поверишь, но три дня назад мне показалось, что ты сидишь в твоей любимой беседке и куришь сигару. И я вдруг подумал, что не готов делить ни миллиметра тебя ни с кем и ни с чем, и в особенности - с раковыми клетками... -  Лай выдохнул, откидываясь назад и прижимаясь к груди Кёнига, устраивая затылок на плече.
Почему получается так, что он всё время заботится?.. Почему?.. С того самого момента, как Лай беззаботно попал по пальцу Кёнинговым ножом - не поверить - на Кёнинговой кухне, готовя Кёнинговое фирменное блюдо!.. Как это было... недавно.
- Когда долго живёшь в Волчьей Стае, начинаешь так же путать след. Гончая до такого не додумалась бы, но у меня двойное гражданство. По следу могут прийти только Истинные, Воль, а они, вроде как, пока на нашей стороне. - А, может, за то время, что он был у Чеширского кота, ситуация изменилась?.. Лай прищурился, ожидая, что ещё ему скажет любимый.

Штейн. Удивительно, никто и не думал, что они найдут неожиданную поддержку в этом человеке. Хотя Лай был рад, что та отвратительная машина для проведения опытов, Вольфов прежний Наблюдатель, больше не касается этого мраморно-стального тела. Не передать, как рад.
"Так хорошо... "
- Так хорошо...
Лай улыбнулся, поворачивая голову. Осторожно, словно неверяще, коснулся губами тёплой кожи.  Он вдруг понял, что боялся, панически боялся сделать жест навстречу и обнять пустоту. Он просто боялся, что Воль сейчас исчезнет, и всё это окажется очередным изощрённым бредом спятившего от нехватки морфия сознания...
Но Воль никуда не делся. Негромкий, приятный, до боли родной голос рассказывал, а Лай слушал, прикрыв глаза. Вспомнился Кристиан, сын Менгеле и тайная гордость родителя, несмотря на то, что внешне старый хрен только и делал, что пыхтел. Вспомнилась компания стройного ландграфа Фалькена, вечно растрёпанного Йоханна, и собранного, спокойного Эмиля. И как судьба свела таких непохожих в одну комнату?.. Вспомнился длинноволосый доктор - и куда смотрел Воль, когда допускал его к мальчишкам?.. На него, на него, на Лая смотрел. Однозначно.
- Они тебя ждут. Волчата. Менгеле шлет привет, надеется, что ты скоро вернешься. Нарцисса тебя по прежнему ненавидит, почти ничего не изменилось, только тебя там нет,
- Хорошие щенки. Я скоро вернусь. Задание выполнено, и Менгеле может сунуть свой привет.. - Лай тихо рассмеялся, - Впрочем, сам вернусь, и суну. Спасибо, Воль. - Несмотря ни на что, Лай в очередной раз осознал, что Менгеле ему нравится. Где-то, в глубине души. Что касается Нарциссы...
- Вздорная женщина никак не смирится? - В голосе Лая нет уже насмешки,  -  Так она никогда не выйдет замуж. У нее непростой характер. - Для Лая это было просто невероятно мягкое и тактичное определение, особенно учитывая его отношение к Нарциссе Герде, которую он так и не смог простить за нанесённые Волю травмы в виде пощёчины. Даже смешно.
- ...твои бывшие начальники все кусаются с нынешними.
- До сих пор?.. - Лай удивлённо вскинул бровь, перемежая слова ненавязчивыми прикосновениями, - Что им надо?..
Не поверю, что я. Слишком лестно...

- Как и всем. Одного и того же. Меня не вводили в курс дела, ты же знаешь, чтобы отправить меня на задание не нужно расписывать геополитическое положение жертвы. Просто скажи - где.
Совместить приятное с полезным, так? Хотя, конечно, тут спорный вопрос, что приятно, а что полезно. Значит, задание. Впереди, или позади?.. Три дня. Достаточно, даже более, чем. И всё же..
- И где?.. - Лай постарался, чтобы тон оставался ровным, старался не выдать лёгкого волнения. Да, знать, что Кёниг сидит со студентами и воюет с тренажёрами было куда как спокойнее, нежели мысли, которые Лай всегда гнал от себя прочь. Мысли, что Кёниг на задании, мокнет где-то, замерзает, болен, или, упаси боже, ранен.
Когда-то, в Бруно их учили отключать сознание от ненужных мыслей. Чтобы легче было допрашивать, пытать, если нужно. Чтобы глаза жертв не снились по ночам. Лай успешно занимался этим почти двадцать лет, а вот настала минута - Кёниг сказал слово, и барьеры рухнули, впуская внутрь сознания безотчётную панику.
-  Какое обезболивающее ты пьешь, Лай? - Убийца на миг прикрыл глаза, а в голове всплыла нужная строчка из описания препарата: ...побочные действия: Со стороны ЦНС и органов чувств: более часто - сонливость (40%); менее часто - головокружение, усталость, общая слабость, головная боль (3%), дисфория; редко (менее 1%) - тревожность, ночные кошмары, необычные сновидения, беспокойный сон, эйфория, угнетение ЦНС, спутанность сознания (галлюцинации, деперсонализация), звон в ушах, нечеткость зрительного восприятия, диплопия....
- Стадол. Внутримышечно с сегодня. Вчера и третьего дня, кажется, это был морфий.
Я чуть не стал наркоманом от щедрот души того лекаря из захолустья. И ты ещё удивляешься, отчего я сбежал...
- Да, не сбегай с утра.
Лай усмехнулся, поворачиваясь и глядя на замершего в дверях ванной Вольфгана. Вот когда он так смотрит - убийца готов ему все на свете пообещать, даже стать верной женой, сидеть дома и печь пироги. Правда, грызло Лая сильное подозрение, что от таких раскладов Воль первый сбежит, бросив фамильный особняк на произвол судьбы.
- После того, как неожиданно обрёл тебя во плоти, и с полугодовым воздержанием? Никогда! - Лай сверкнул улыбкой.

Ну волк, не мог не прикусить.. Лай только вздохнул, застывая, как выключенная машина, в ожидании Вольфгана. Да, он всегда уходил. Убегал. Раньше или позже, но всегда вовремя. Почему?.. Наверное, он боялся. Боялся обыденности, серой и скучной, боялся, что Воль привыкнет, и перестанет воспринимать его, Лая, как нечто редкое, перепадающее раз в месяц в лучшем случае. Он привыкнет и быстро устанет - в этом Лай был, почему-то, уверен. Наверное, отчасти потому, что он судил своими мерками. Для него постоянная кипучая жизнь была просто необходима - неделя на одном месте, в одной обстановке, и он начинал умирать, медленно и неотвратимо. Ему казалось, он упускает что-то важное, и всё время он гнался за этим самым важным, он гнался за Вольфганом, он уходил далеко, чтобы возвращаться.
Возвращаться к Нему. Он не думал об уходах, для него уходы - это было абсолютно нормальное проистечение жизни. А вот Возвращения...
Это правда было то, ради чего стоит жить.
Воль вернулся, и Лай почувствовал, как мгновенно пересохло в горле, а тягучий, знакомый жар поселился где-то внизу живота, расползаясь по телу горячими струями. Удивительно стройный, ладный, с белоснежной, аристократической кожей, мокрыми ресницами, скрывавшими взгляд глубоких, синих глаз...
Его Воль.
Лай почувствовал гордость от того, что Воль сейчас здесь, с ним, а Менгеле, Нарцисса и прочие, жаждущие внимания стройного красавца сейчас нервно курят в нескольких сотнях километров к западу...
- Что было, то было... - пробормотал Лай в ответ на заявление о морфии, и улыбнулся. Только его Воль знал, какие обычно видения бывают у киллера, если жизнь до них доводит. - Навещал. Но теперь я всё время возвращаюсь в декабрь, на ту скамейку в Эттенхайме, где ты забрал меня после общения с Льюисом... - Лай фыркнул, жмурясь под тёплыми прикосновениями.
- Мы поменялись ролями. Помнится, но роль главного вампира всегда претендовал ты. А я лицом не вышел. И вот, надо же. Предпочтения публики меняются, и синеглазые брюнеты уже не в ходу.. Впрочем, мне это только на руку.
- Лай потянул руки, устраивая ладони на боках Вольфгана, поглаживая кожу, словно пытаясь привыкнуть к забытому ощущению, и к теплу, вместо полированного холода снайперки под пальцами. Ладони скользнули дальше, убийца обнял своего синеглазого короля, притягивая ближе, и уткнулся носом в плечо. Влажное, тёплое. Родное.
И этот запах.. Лай почувствовал, что голова начинает кружиться.

- Ты всё-таки вампир тоже... - пробормотал Лай, отклоняя голову и подставляя шею, - Твои повадки выдают тебя с головой... - Он прикрыл глаза. Точно так же, как тогда, в кресле, у камина, в волчьем логове...дорогущем особняке Мюнненгем. Воль сначала примеривался к шее. Наверное, что-то в ней было - в этой, несомненно важной Лаевой детали тела...
Убийца прерывисто вздохнул - отчего-то слова, такие простые, но заставили тело вздрогнуть от горячей волны, пробежавшей от груди. Он чуть подался вперёд, боясь спугнуть этот поцелуй, осторожный, словно бы неуверенный.. Убийца наслаждался каждым движением, каждой долей секунды, понимая, что впереди у них ещё есть время, до утра точно, раз Воль просил его не убегать... А, значит, спешить некуда, и можно просто насладиться каждым касанием так, словно это в первый раз...

Очень хочется поправить эти чёрные пряди, и Лай тянет руку, пальцы замирают в воздухе, а взгляд становится прохладнее, а потому скользит в сторону: этот холод предназначен не для Вольфгана.
Чёртов Альберт. Нетерпеливый старый чёрт.
Ничто так не выбивает, как недоверие, хотя о каком доверии к наёмному убийце может идти речь?..
Верну. Домой. Живым.
Взгляд серых глаз темнеет, Лай чуть отстраняется, поднимаясь, поправляя удобнее простынь на бёдрах. Только дойдя до подоконника, вспоминает, что не курит. Уже год - с того самого дня, как встретил свою цель. И что сигареты там только для подстраховки - с редкой отравой.

Интересно, Кёнигу сообщили, что на задании с Лаем был один из его волчат?.. Выпуска 2005го, совсем ещё ребёнок, но уже со звериной холодной жестокостью во взгляде, и с нечеловеческим спокойствием в голосе, так похожий на своего ректора?.. Что Лай знал, пафосное: "расходимся, я уведу их за собой, а ты отнесёшь документы в штаб" не сработает, и надо пускаться на хитрость.
"Расходимся, ты уведёшь их за собой, а я отнесу документы в штаб" - примерно так всё и было, только вот документы к тому времени лежали в рюкзаке волчонка, и никого по его следу Лай, конечно, не пустил.
Мальчишка, наверное, решил, что оторвался, и, судя по всему, он достиг точки, и искомое все же попало в руки Менгеле, пока один благородный идиот петлял по болотам и лесам, раскрашивая свой путь собственной кровью, что только стрелки не рисуя: вот они мы, смотрите, нас двое, тут мы жгли костёр, тут спали, тут один из нас бросил рубашку...

А ведь старый чёрт тогда улыбался, ей-богу улыбался, хоть на лице не было ничего, кроме лёгкого презрения:
- Вот этот - пойдёт с тобой. Сдохнет - туда ему и дорога.
Конечно же. Альберт ясно дал понять, что ему нет дела до ещё одной волчьей шкурки, только потому, что точно знал: теперь Лай из своей шкуры выпрыгнет, но на шкуре волчонка ни царапины не будет. Иначе грош ему, Лаю, цена как ведущему. И вообще грош цена. И может не возвращаться.
Но волчонок вернулся, доклад сделан, и теперь Менгеле щедро решил подобрать наёмника. И кого отправил?!.. Вольфгана! Лучшего из лучших, так, словно Лай уже сидел по уши в определённой субстанции и только Воль мог его вытащить!.. Что за бред?!
Наёмник передёрнул плечами, лихорадочно размышляя.
Или же он и правда по уши, и он просто об этом не знает...
...быстрый взгляд на любимого - нет, однозначно нет. Иначе бы они тут не рассиживались с перспективой на бурную ночь, а уже бежали сквозь лес, и Кёниг безжалостно гнал бы его, Лая, вперёд, пока тот не свалился бы от истощения, а потом волк бы просто тащил его на себе... Или все было бы менее трагично, и они просто гнали бы по 200 по ночному шоссе...
Или же... а что или?..
Блондин покачал головой, пытаясь добиться хоть какого-то прояснения в шумящем сознании.
Он и сам бы вернулся через несколько дней, целый и невредимый, но тогда почему Вольфган здесь?..
Соскучился?.. Помилуйте, у них были десятки возможностей пересечься, но они все так же мягко и неслышно крались друг мимо друга в темноте, благородно делая вид, что друг друга не видят!..
Неужели есть что-то, о чём умалчивает его смерть с синими глазами?.. Или Лай становится параноиком?..

Ага. Значит, таки не всё. Значит, по следам Лая пошли не просто ищейки, а нечто большее. О чём умолчал старый хрен Менгеле? Что такого было в тех бумагах, что за Лаем пустили лучших?.. Задание было сложным. Долгим. Тяжёлым даже для Лая, чего уж говорить о ребёнке, только с университетской скамьи.
Наёмник качнул головой, отгоняя невесёлые размышления. Значит, ещё не все. Значит, ещё есть угроза, и значит, надо быть настороже. И конечно же, это означает, что нельзя тратить ни минуты,  потому что каждая минута рядом с Ним - бесценна.
Лай обернулся в объятиях, в два шага подтолкнул Вольфгана к постели и мягкой подсечкой отправил на перину. Сам же рухнул следом, впрочем, рухнул - слишком громкое слово, опустился, попутно протягивая руку и выключая ночник. Затем выдохнул, устраиваясь на груди любимого, утыкаясь носом в шею и полной грудью вдыхая родной запах.
- Кёниг, - пробормотал он, - Иногда мне кажется, я понимаю, что такое страх. - Лай коснулся губами тёплой кожи на шее, добрался поцелуями до подбородка, коснулся губами губ. - Я боюсь, что некуда будет возвращаться. Что мне Стая без тебя? - Он посмотрел в глаза, сверкавшие в полумраке.

- Они просто не знали, как к тебе подступиться, - негромко пробормотал Лай. - Я знаю. Сначала надо долго и внимательно изучать твоё досье, осознавая, что таких губ ты никогда не видел... и что жизнь продашь за возможность раз коснуться их своими... Затем изучать твоё лицо в прицел снайперской винтовки и понимать, что такие глаза смотрят прямо в душу.. Потом подсунуть тебе отравленную сигарету, но осознать, что никогда не сможешь лишить себя знания, что такое существо живет где-то... и вылечить тебя... - Шёпот становился всё сбивчивей, все прерывистей. - Ну и кто из нас после этого романтик?.. Воль, надо уходить. Я чувствую.
Прикосновения родных рук, и уже не надо больше ничего, только знать, он в безопасности. А сейчас этого знания нет.
Он, Лай, своим существованием сейчас подвергает Вольфгана риску. Воль не должен был быть здесь. Лай бы и сам справился, а теперь сердце будет рваться от страха. Надо уходить, причём, чем скорее, тем лучше.