А вот и площадь! Эцио буквально почувствовал себя вынырнувшим на поверхность, настолько сильно отличалось ощущение свободы, даруемое открытым небом, не зажатым более стенами зданий, от ощущения плотного косяка рыбы, несущегося в потоке неизвестно куда, преобладавшего на той улице, которая привела его сюда. Быстрый взгляд на колокольню, горделиво возвышающуюся над творящимся беспределом (ах, как хорошо, должно быть, сейчас наверху!), и следом вдумчивый осмотр Сан-Марко. Да, столы уже сдвинули к стенам, и мало кто оставался прохлаждаться на лавках, люди стекались поближе к музыкантам, желая вдоволь наплясаться, чтобы наутро точно было что вспомнить. Например, свои оттоптанные уставшие ноги.
Парень ужом просочился к одному из столов, с интересом заглядывая в кувшины. Пусто, пусто, пусто… о! А вот и полный, чудом еще не распитый. Что ж, пора браться за дело. Посетить венецианский фестиваль и не совершить грехопадения – да это ж моветон! Но на любом празднике жизни найдется трезвенник или язвенник, воздерживающийся от общего безумства. И тут появляется он, Эцио, посланник Всевышнего, с кувшином сдобренного афродизиаком вина, пусть и не самого лучшего сорта. Итальянец даже фыркнул, настолько ярким был образ паскудно ухмыляющегося ангела любви в его собственном лице.
В своих силах, как и даре убеждения всех и вся, парень был уверен на все сто, полагаясь даже не столько на способность заболтать кого угодно, сколько на свое неуемное обаяние. А еще непередаваемую самоуверенность, из-за которой часто слышал в свою сторону: “У этого парня наглость ньяги!”. Собственно, это и послужило основой для выбора маски на этот год.
Водрузив на спешно освобожденный поднос несколько наскоро ополоснутых стаканов, взяв его на одну руку, а в другую – орудие греха, Эцио затесался в толпу, стараясь держаться поближе к стенам, где народ предпочитал беседы разговаривать. Ушло около получаса, чтобы разлить почти весь кувшин, зато жертвы, по мнению итальянца, были выбраны просто прекрасные: все, как один, вели себя довольно сдержанно, сразу бросаясь в глаза, выделяясь в карнавальной развеселой толпе как звезды на небе. Одарив очередного “клиента” волшебным стаканом, парень попятился, изо всех сил кланяясь и изображая подобострастного слугу, а когда выпрямился, натолкнулся на кого-то. Это было совершенно неудивительно, но, обернувшись, Эцио понял, что вот он – его главный приз!
Молодой человек, неосторожно попавшийся на пути его во всех отношениях прекрасной спины, был примечателен хотя бы тем, что носил черную полумаску, не скрывавшую недовольно поджатых красивых губ. Да что там губы, весь вид молодого мужчины говорил о том, что незнакомец решительно не понимает, что он тут забыл! “Готов дать голову на отсечение, он не только не пил, но даже не задумывался о том, чтобы напиться!” Звездный час пробил, осталось только заморочить светлую голову.
– Мессер, вы выглядите скучающим, – промурлыкал Эцио, добросовестно плативший дань своей маске, требовавшей подражать голосом и жестами великолепным кошкам, так любимым венецианцами. – Отчего же вы не поддадитесь всеобщему веселью? Давайте, я налью вам вина, и жизнь мгновенно покажется ярче, слово ньяги!
Не дожидаясь ответа загадочного (черная полумаска без украшений добавляла молодому человеку здоровую долю интриги) светловолосого аскета, итальянец уже наливал вино в так кстати оставшийся последним стакан, и, наполнив чашу до краев, с грациозным поклоном предложил сосуд с восхитительно алой жидкостью незнакомцу.
– Попробуйте, и огонь потечет по вашим жилам, клянусь! – если бы не маска, ни один здравомыслящий человек и не подумал бы принимать угощение от парня, чей взгляд просто излучал лукавство. Однако сегодня был явно не день этого серьезного холодного красавца (пожалуй, можно было поспорить и о том, что он красив), он мог лицезреть только приятную, лучезарную улыбку.

– Спасибо, я не пью.
Ну, коне-ечно, было бы странно, если бы он сразу согласился. Из предыдущих шести уламывать не пришлось только одного, так что к такому повороту событий ньяга был вполне готов. Распрямившись, Эцио задумчиво покрутил поднос на ладони, все так же доброжелательно улыбаясь.
– Мессер, вы разбиваете мне сердце, – ответил кот, выразительно приложив пальцы к груди. Затем он плавно перетек поближе к блондину, встав у его правого плеча и мурлыча едва ли не на ухо. – Забудьте о том, что вы не пьете, сегодня бал правит маска, а ей дозволено все, – парень обошел свою жертву, оказавшись теперь с другой стороны. – К тому же вино – такой же символ праздника, как и все остальные; выпив одну чашку, вы не опьянеете, но праздник обязательно поселится возле вашего сердца, наполнив его своей радостью.
Эцио сделал полшага назад, вновь заставив последнюю оставшуюся чашу описать круг. Это был непростой фокус и одновременно не слишком сложный, но эффект был шикарен, собеседник ненадолго оказывался завороженным этим простым движением. И голосом. Не так важно было, какую ересь ты несешь, главное, не останавливаться, проникновенно вещая что-то околотематическое.
– О, может, вы думаете, что вино недостаточно хорошо? Тогда давайте спросим кого-нибудь, – парень оглянулся, потом ухватил за рукав человека, уже распробовавшего этот колдовской напиток, но еще не ощутивший эффект. – Уважаемый, пришлось ли по вкусу вам вино, которое я подал?
– Оно великолепно, заставляет кровь быстрее бежать по жилам!
“Знал бы ты, что на самом деле заставляет ее быстрее наворачивать круги по телу!” – мысленно хмыкнул итальянец, отпуская мужчину и снова обращая свой взгляд на молодого человека.
– Видите? Я не вру. Кошки Венеции не могут врать, – Эцио протянул угощение блондину. Впрочем, пришлось срочно его (обоих – и вино, и блондина) спасать: кто-то сильно (и вовремя!) навалился плечом на спину ньяги, толкнув его на уговариваемого. Итальянец чудом удержал равновесие и поднос, успев сдернуть с молодого человека блестящую подвеску, болтавшуюся поверх одежды на опасно тонкой цепочке. Украшение отправилось в карман меж складок костюма, а ньяга осторожно отстранился.
– Che idiota, – недовольно пробормотал кот, поглядел на поднос, засияв улыбкой. – Судьба настаивает, чтобы вы все же попробовали этот прекрасный во всех отношениях напиток, – Эцио продемонстрировал незнакомцу чашу, которая, казалось, не потеряла ни одной капли благословенного вина. – Прошу вас, мессер!..

“Ну, да, умею. Ну, что смотришь, глотай давай!” Вот же не разговорчивый какой попался. И упертый… Эцио готов был дать руку на отсечение, что стоит ему отвернуться, волшебное пойло отправится в ближайшую канаву. А потому оставлять блондина одного он пока был не намерен. Ньяга спрятал поднос за спину, покачиваясь с пятки на носок и обратно, упражняясь в игре в гляделки, но быстро понял, что так просто обладателя черной маски не возьмешь. Поэтому стоило вооружаться кошачьей наглостью и покрутиться возле молодого мужчины еще немного. Разговорить, что ли, а то он почти видит, как этот красавец хмурится недовольно… и вот чего упирается? Выпил бы и расслабился себе, куртизанок на улице пруд пруди, без девушки не остался бы.
Все еще не довольный результатом Эцио сделал вид, что оставил блондина в покое: отвесив замысловатый поклон, он ушел в сторону только для того, чтобы оставить там ненужный более поднос. Кувшин с остатком вина утащили уже давно, так что о нем волноваться не было надобности. Понаблюдав немного за светловолосым мужчиной из толпы, буквально проводив его с площади до середины куда более пустой улицы, ньяга решил снова нарисоваться на горизонте черной маски. Подкравшись сзади, он тихонько мяукнул почти в самое ухо, не прикрытое волосами:
– Мессер выглядит недовольным. Вам не по вкусу карнавал? – переместившись вперед, избавляя незнакомца от необходимости разворачиваться, итальянец склонил голову к плечу, без тени улыбки всматриваясь в темную маску. – Вы разочарованы? Может, я могу исправить положение? Или же слишком шумно? Хотите, покажу более спокойное место? Такое есть на этом сошедшем с ума острове.
Эцио протянул блондину руку, предлагая взяться за обтянутую черной кожей перчатки ладонь. Тронувшая уголки губ улыбка была мягкой и успокаивающей, кот вообще всем своим существом хотел излучать спокойствие, уверенность и желание поднять настроение неулыбчивого случайного прохожего. Куда только подевалась вся наглость и назойливость, перед одаренным вином мужчиной стоял словно совершенно другой кот, впрочем, столь же упрямый, как и блондин.

Блондин колебался. Похоже, вел внутреннюю борьбу с самим собой, решая, принимать приглашение или нет. Эцио уже даже начал беспокоиться, гадая, что могло породить такую неуверенность. Для действия афродизиака было рановато, да и, похоже, не пил незнакомец вовсе, сплавив чашу куда-то в неизвестном направлении, чем немало огорчил кота. Неужели обнаружил пропажу? Тогда было бесконечно глупо сейчас стоять перед ним, да еще и руки протягивать. Хотел уже ньяга изменить тактику, когда мужчина решился-таки. На мгновение итальянец даже поверил, что ничего такого в светловолосую голову не пришло, и сейчас действительно можно будет показать ему другую сторону Венеции, заболтать легендами и сказками, навертеть романтический настрой и на рассвете доставить серьезного господина до дверей собственного дома, где-то по дороге засунув украденную подвеску в его карман. Украшение Эцио было не нужно, и украл он его просто из интереса, в частности, чтобы хозяин серебряного амулета не расслаблялся и, черт побери, не носил его поверх одежды в такой толчее! Едва завидев холодно поблескивающую на груди чашу, обвитую лентой, итальянец понял, что блондин нарочно искушает всех вокруг и немедленно следует покуситься на прекрасное. Жаль только, рассмотреть еще не успел…
Однако прекрасное мгновение самообмана сгинуло, не успело сердце и одного удара сделать. Пальцы человека в черной маске крепко сомкнулись на запястье, рывком дергая кота на серьезного господина. “О… ого! – только и подумал ошарашенный Эцио, впечатленный резкой переменой настроения собеседника. – Он что, все-таки выпил? Неужели до дна?” Все еще оставалась масса вариантов, один другого занятнее, но сейчас кота волновал вопрос, в чьи сети он угодил: свои или чужие? И что сейчас с ним задумали делать, бить или…?
Занятый такими интригующими мыслями, итальянец даже не сопротивлялся, когда его втолкнули в лишенную света праздничных огней подворотню, где крепко прижали к сырой холодной стене.
– Ты всё еще готов развлекать меня?.. – честно сказать, тон голоса месера черной маски был таким завораживающим, таким… многообещающим, что и не хотел бы, а согласился. Но Эцио не был бы собой, если бы его можно было так просто лишить присутствия духа, подкрепленного мыслью, что в эту ночь нет ничего слишком безрассудного и слишком распутного.
– Разумеется, – разулыбался ньяга, мурлыча совсем тихо, почти шепотом. Он подался вперед, к неосторожно оказавшему в самой непосредственной близости человеку, не пытаясь отклониться в сторону и стараясь вглядеться в глаза, слабо отражающие отсветы оставшихся в стороне огней, касаясь зло сжатых губ теплым дыханием. – Мессер любит жестокие игры?.. Не в обиду вам, тихое место я бы выбрал удачнее, – тихонько фыркнул итальянец, вновь прижимаясь к стене, лукаво улыбаясь, изображая двусмысленность во плоти. На самом деле можно было вывернуться и заставить сурового блонда побегать по пересеченной местности, но пока эта идея не казалась заманчивой.

Вот же..! Незнакомец оказался не просто не промах, а просто бил не в бровь, а в глаз. Прижал еще бедром так, что итальянец подумал, что не так уж и не прав был насчет второго варианта развития событий. Оставалось только надеяться, что блондина остановит стоящий на дворе февраль, хоть и очень мягкий здесь, в Италии, но все равно холодный. Не то чтобы кот был против (гулять, так гулять!), но вот, допустим, стена дома была холодна даже для спины, скрытой костюмом и плащом, напрочь отбивая желание касаться ее открытой кожей.
Ничем не выдавая себя и своего внезапно нахлынувшего волнения, Эцио воспользовался тем, что молодой человек задействовал для обыска обе руки, не стесняя кота в выборе движений (если не считать груди, вжимающей в камни). Что-то невразумительно урча, итальянец обнял незнакомца за шею, положив подбородок на плечо. Сразу господин черная маска карман с украшением не нашел, ненадолго подтолкнув к мысли, что не очень-то и искал. Но вот, он отстранился, победно держа серебряную подвеску в руке между их лицами. Ньяга воспользовался этим, чтобы рассмотреть свой потерянный трофей. По достоинству оценив тонкую работу умелого мастера, хорошо потрудившегося над этой вещью, Эцио перевел взгляд на лицо господина напротив, укоризненно взывавшего к совсети.
– Разве у кошек есть стыд? – собрав воедино все свое коварство и лукавство спросил он, мягко улыбаясь. Затем, сцепив руки в замок за спиной мужчины, склонил голову к плечу, безмолвно спрашивая “Ну, что дальше?”. Скорее всего, дальше будет все до обидного просто. В худшем случае, получит по зубам за наглость, в лучшем – не получит, но в конце концов светловолосый (и, к слову, небось и светлоглазый) мессер Серьезность оставит неудачливого вора и отправится киснуть дальше. Конечно, с риском для себя можно будет еще немного к нему поприставать, все же склонить к прогулке по городу и исправить настроение (не дававшее теперь жизнерадостному ньяге покоя: как же так, на карнавале и с такой постной рожей разгуливать!). Или, не стоит?.. Пусть идет себе, можно поискать другую жертву, впереди еще вся ночь, которую можно наполнить чем-нибудь интересным и хулиганским. Но что-то внутри протестовало: а с чего это надо его отпускать? А как же однозначно напроситься на удар по зубам?
Поэтому кот задумчиво расцепил пальцы, пройдясь ладонями по спине, под теплым и страшно приятным на ощупь плащом вверх-вниз. А что? Ему можно лапать разных приличных котов под подходящими предлогами, а котам – нет?
– Ну что, мессер, неужели такое многообещающее начало было всего лишь для обыска?

Эцио солнечно улыбнулся, очень радуясь, что не встретил лицом ни костяшки пальцев, ни камни мостовой, а вовсе даже наоборот: его отлепили от стены и едва не прижали к куда более теплой груди. Незнакомец получил назад то, что принадлежало ему, и успокоился, теперь готовый и прогуляться по городу. Итальянец даже поразился, как легко притягательный светловолосый мужчина изъявил желание пройтись. Казалось бы, после произошедшего доверять ньяге было бы совершеннейшей глупостью, но мессер черная маска так не считал, по крайней мере уже не считал. Кстати о притягательности… неспроста же кота понесло за ним следом. Конечно, хотелось довести шалость до конца, но ведь можно было и рукой махнуть. То ли маска заинтриговала, то ли цвет волос, то ли молчаливая сосредоточенность, не отпускавшая человека даже на таком развеселом празднике жизни, как карнавал. Впрочем, разбираться в своих чувствах парень был не мастак, потому только склонился в шутливом полупоклоне, ухватил блондина за руку и вынырнул на освещенную разноцветными фонарями улицу. Он слышал плеск канала из той подворотни, но вряд ли она могла привести его к причалу.
Итальянец уже придумал, куда отведет дорогого гостя. В соседнем районе – Сан Поло – лет тридцать назад закончили строительство собора Санта-Мария Глориоза деи Фрари, строгого, с высокими стрельчатыми окнами-витражами и тремя ажурными розами на фасаде. Не то чтобы он думал, что незнакомец там не бывал (это могло быть и правдой, конечно), но очень хотелось показать Венецию с высоты если не птичьего полета, то достаточной, чтобы обозреть город практически целиком. Кампанила собора была второй по высоте в Венеции. Первая находилась на площади святого Марка, у одноименного собора, где сейчас было слишком шумно, чтобы залечивать душевные раны господина Неулыбчивость. К слову, увидеть его улыбку было бы лучшей наградой за все старания, раз уж не удалось хорошо подшутить и знакомство внезапно оказалось слишком длинным, чтобы не волноваться о чужих чувствах.
Привычно и ловко лавируя в пестрой толпе, Эцио бодрым шагом устремился туда, где улица разветвлялась, и одно из узких ответвлений вело прямо в холодную воду канала. Наверное, его гость (раз уж принял приглашение, то теперь да, все же уже гость, а не жертва) не отследил маршрут, сбитый с толку быстро меняющимися фасадами зданий, но ему и не нужно было запоминать: ньяга все же собирался после всего доставить незнакомца до дверей дома, принимающего у себя серьезного мессера. Резко затормозив у края, итальянец огляделся, выискивая знакомый силуэт самого распространенного в Венеции вида транспорта. И единственного, кстати говоря.
– Подожди минуту, – вполголоса мурлыкнул кот и, не дожидаясь ответа, исчез с глаз долой, одному ему известным маршрутом пробираясь к обнаруженной неподалеку гондоле.
И не обманул даже, спустя минуту остановив узкую элегантную лодку возле стоящего на берегу гостя.
– Прошу, карета подана, – отвесил ньяга еще один (который уж за день?) поклон, не то всерьез, не то в шутку.
Когда господин в черной маске занял свое место, Эцио оттолкнулся от стены дома и направил лодку на север, собираясь обогнуть Сан Марко и пристать едва ли не у стен собора, что было бы возможно, если бы он был построен ближе к воде. Помолчав немного, кот снова замурлыкал, не без оснований полагая, что его голос такое же успокоительное, как и настой пустырника.
– Мессер, вы бывали ранее в Венеции? – как это водится, итальянец зашел издалека, соображая, что бы такого рассказать блондину интересного о городе.

Плащ? Итальянец вспомнил, что несколько лет назад Франческо хвастался, что ему перепало с плеча быстро несущегося и едва не затоптавшего конем рыцаря. Пришлось с ним поспорить и забрать трофей, потому что глядеть на донельзя довольного недруга было выше сил Эцио. Плащ потом долго носила мать, постоянно мерзнувшая и страшно не любившая сырость Венеции, а заколка до сих пор кочевала по всем плащам семьи Корти. Ньяга решил всерьез подумать на досуге, не тот ли это был плащ, и порасспросить Франческо поподробнее.
А раз незнакомец бывал тут проездом, то, в самом деле, ничего о городе толком не знал. И в любой другой день кот задумался бы, с чего начать, но сейчас уже определился о том, что услышит от него серьезный господин.
– Значит, вы вряд ли знаете о Венеции больше того, что она стоит на воде и что венецианские купцы самые хитрые из всех, – улыбнулся Эцио, неторопливо работая веслом. Гондола уже вышла на середину канала и плыла в слабо мерцающей лунной дорожке взошедшего месяца. Отголоски праздника носились над водой, не раздражая излишней резкостью или громкостью. – В этом городе интересно все, от истории до законов, и я не преувеличиваю. Чего только стоит закон о том, что любой, отравляющий воду лагуны, будет судим, как враг народа? Вода, хоть и не пригодная для питья, словно стена окружает город, на воде он стоит и от воды питается. У Венеции меж тем есть и небесный покровитель – святой Марк. По легенде святой возвращался из Аквилеи, где проповедовал новую веру. Но в море его застала буря, выбросившая корабль к берегам одного из островов лагуны. Во сне святому Марку явился ангел и сказал, что тут он и обретет вечный покой. Так и случилось, а площадь Сан Марко со времен основания города является его сердцем.
Итальянец помолчал, тихонько переводя дух, и вспоминая, что останки Марка на самом деле довольно долго пребывали в Александрии, и о том, чтобы легенда не исчезла, позаботились опять же купцы, укравшие святые мощи у турок из-под носа.
Гондола огибала центральный район Венеции, теперь с грацией лебедя скользя по волнам между Сан Марко и Сан Поло. Следовало поскорее вспоминать, где пристать, чтобы быстрее и проще добраться до собора. Оглянувшись назад, он понял, что только что пропустил нужный поворот. Впереди был еще один, и стоило быть внимательнее, чтобы его не проворонить, тем более что нужное ответвление было куда уже, чем Гранд Канал, и следовало соблюдать некоторую осторожность.
– Венеция полна легендами так же, как и водой, – промурчал кот, ненадолго задержав взгляд на сидящем в лодке человеке, на миг задумавшись, а слушает ли его незнакомец. – Один из небольших островов – монастырь Сан Микеле. Чуть менее двадцати лет назад умер монах фра Мауро, а в этом монастыре у него была мастерская, из которой выходили изумительные карты. Португальский король Альфонсо V заказал у него карту мира, которая вышла столь подробной, что даже бывалые картографы разводили руками, не зная, что и думать. Интересно то, что Мауро никогда не покидал стен монастыря и не видел ничего из того, что выходило из его мастерской, наяву. Люди верят, что он был наделен даром видеть и собирать сны Люцифера, – поворот попался и гондола бесшумно вплыла в тень узкого канала. Оставалось лишь доплыть до его конца, где он вливался в более широкий (как раз тот, который Эцио пропустил, увлекшись рассказами), и можно было высаживаться, до Санта-Мария Глориоза деи Фрари тогда будет рукой подать. – А в самую пасмурную погоду монах мысленно переносил увиденное на тучи и так рисовал карты. К слову, сны таким образом оказывались пойманными в этом мире, и их, порой, можно увидеть в облаках и порывах ветра, за несколько минут до начала летней грозы, они являются над кладбищем возле монастыря.
Гондола мягко поцеловала боком доски узкого причала. Эцио уложил весло на дно, легко спрыгнул на надежные доски и протянул руку, предлагая незнакомцу помочь выбраться из лодки. Не отпуская руки своего светловолосого гостя, ньяга потянул его за собой по короткой прямой улочке, выведшей их прямо к собору. Небольшая площадь была возле парадного входа, здесь же дома подступали к храму так близко, как только могли. В темноте любоваться красотой архитектуры было бессмысленно даже пытаться, поэтому кот сразу направился ко входу в кампанилу. Дверь оказалась не заперта, а попавшийся на дороге священно служитель хоть и неодобрительно нахмурился, но ничего не сказал. Католическая церковь закрывала глаза на творящийся на улицах беспредел и, в общем-то, не запрещала посещать храмы, если люди соблюдали ее неписанные правила. Шепнув посторонившемуся священнику “Grazi!”, Эцио настойчиво потянул заколебавшегося было блондина вверх по лестнице, не давая гостю передохнуть до самого верха. Когда они, наконец, выбрались на маленькую смотровую площадку, холодный ветер с радостью растрепал ничем не удерживаемые черные волосы итальянца, чьи глаза загорелись непонятным огнем. Отпустив многострадальную руку незнакомца, ньяга, едва удержавшись, чтобы не закружиться от восторга, бесстрашно присел на узкие перила, обвел рукой расстилающийся у ног пейзаж.
– Не правда ли, захватывающее дух зрелище? – почти шепотом произнес он, а потом тихо рассмеялся, неожиданно решив поделиться с гостем частью себя. – Мое имя – итальянский эквивалент греческого слова “орел”. Простите, я забыл спросить, любите ли вы высоту так же, как ее люблю я.
Улыбаясь лукаво и весело, кот с интересом наблюдал за реакцией господина в черной маске.

Отредактировано Эцио (2010-07-15 04:08:19)

Кот оценивающе посмотрел на Дара, и так, и этак прикидывая, о чем задумался его гость, потом не выдержал и переместился к нему поближе, присев на перила рядом. По всему выходило, что мысли в светловолосой голове ходили весьма безрадостные, можно было даже поспорить, что этот уже почти знакомый человек хмурится. По крайней мере по плотно сжатым губам можно было сказать, что блондин внутренне напряжен. И, похоже, так и не расслабился и ни умиротворяющая прогулка по волнам, ни мягкие интонации голоса пока цели не достигли. Итальянец был не из тех, кто, потерпев первое же поражение, оставляет попытки добиться своего.
Придвинувшись так, что плечом касался укрытого теплым плащом плеча Дара, Эцио снова замурчал, отстраненно отметив, что в голосе появились неоднозначные хриплые нотки.
– Есть мнение, что увидев с большой высоты какое-то место, навсегда меняешь свой взгляд на него, – ньяга немного помолчал, а потом коснулся пальцами подбородка блондина, заставив повернуть голову, и заглянул в темные сейчас глаза, цвет которых оставался загадкой, так как не было света, достаточного для того, чтобы их как следует рассмотреть. – Ты печален, как рыба Солнце, неотвратимо скользящая с небес в море, прямо в пасть акулы Ночь. Отпусти свои тяжелые мысли на волю, а не можешь – думай о чем-нибудь другом, – кот хитро улыбнулся уголками губ. – Если не хочешь думать о Венеции и карнавале, думай обо мне.
Несмотря на то, что маска скрадывала эмоции, как туман – шаги, итальянец по взгляду прочитал удивление, посетившее Дара. Кажется, сейчас блондин смотрел так, словно задался вопросом о реальности сидящего рядом кота. Эцио в свою очередь подумал, что однозначно не зря прицепился к этому человеку. Несмотря на молчаливость и сосредоточенность, с ним рядом было приятно находиться, и нехитрое развлечение превратилось в нечто большее, довольно занятное и загадочное одновременно.
Прежде чем пауза стала слишком интригующей, ньяга продолжил небольшое путешествие в легенды города.
– В конце апреля жители празднуют день святого Марка, который ко всему прочему можно назвать и днем влюбленных Венеции. В этот день люди дарят своим возлюбленным бутоны алых роз. О появлении этого обычая существуют целых две легенды. Одна связывает его появление с прекрасным чувством, вспыхнувшим между знатной дамой и обычным трубадуром. Чтобы преодолеть пропасть социального положения, трубадур отправился на войну, чтобы прославиться там. Он был бесстрашен и не знал промаха, за свои подвиги получил орден Карла Великого, но в самом конце войны был смертельно ранен. Он упал в поле, полном роз, которые от его крови стали алыми, и попросил своего друга отвезти бутон его возлюбленной, как знак любви, преодолевающей все преграды. И так случилось, что дама получила подарок своего павшего рыцаря в день святого Марка. По второй легенде традиция берет начало от плантации роз, разросшихся неподалеку от могилы небесного покровителя Венеции. Она была подарена одному моряку, а после его смерти стала камнем преткновения между его сыновьями. Они так и не смогли поделить наследство и навсегда рассорились, а розы после этого перестали радовать своей красотой и нежным запахом. И так было до тех пор, пока на том же розовом поле не родилась чистая и светлая любовь между девушкой из одной ветви семьи и юношей из другой. Они смотрели друг на друга с разных концов поля, когда на кустах появились алые бутоны. Парень сорвал один из них и подарил своей возлюбленной. Случилось это в день святого Марка, словно еще одно свидетельство его покровительства.
Итальянец замолчал, тихонько выдохнув, решая, что еще показать молчаливому гостю, что могло бы захватить его внимание и  отвлечь от тяжких дум.

Эцио улыбнулся, мысленно невесело хмыкнув. Знал он массу никому по сути не нужных легенд, историй и мифов. Просто читать умел и любил. Вообще говоря, хорошо у него получалось четрые вещи: читать, рассказывать, общаться с девушками и попадать в не слишком полезные для здоровья ситуации. Два последних умения зачастую оказывались тесно связаны, потому что все красивые девушки почему-то обычно были или замужем, или при кавалере. Отец ругался страшно, конечно, но банковское дело никак не давалось, и последние пару месяцев итальянец провел в библиотеке. Работа там была нехитрая, особенно на ночном дежурстве, и можно было до утра портить зрение при свечах над старыми и новыми страницами.
- Почему бы и нет, - вполголоса мурлыкнул ньяга, - бери. Рассказывать я умею и легенд знаю немало.
Парень прищурился на линию горизонта на востоке, которая понемногу начинала мерцать обещанием скорого рассвета. Действительно, ночь скоро закончится. А это значит, что придется расставаться, оставив тайны карнавала неприкосновенными. Кот повел плечами, потягиваясь и думая о том, что было бы здорово встретиться потом, позже. Но это вряд ли произойдет, разумеется. Подобных совпадений он пока в реальной жизни не встречал,  тем более в своей, где всё, что могло не случиться, обязательно не случалось.
Ньяга хотел что-то сказать, но неожиданно чихнул, после чего почел за благо сползти с перил и протянуть руку блондину. Это "спасибо за ночь" звучало вполне однозначно: "пора прощаться", - и как бы ни хотелось остаться, нужно было покорно расходиться своими дорогами.
- Я был бы рад встретить тебя раньше, Дар, чтобы показать больше, - кот помолчал немного,  прислушиваясь к приятному теплу,  которое исходило от пальцев почти знакомого человека, потом поднял на него взгляд и, набравшись смелости, спросил: - Где ты остановился? Я покажу дорогу.