Нельзя сказать, что у Имальнуэля хоть когда-нибудь было свободное время. Но в той же мере можно было прямо говорить, что скрипач никогда не был занят. Особенно для Князей. Особенно в такие моменты...
Желание князя, оно словно ураган. Оно проносится над материальностью мира, разносится по просторам и находит того, кто ему нужен менее чем за самое малое измерение времени. Не важно где ты был до того, не важно где ты будешь, важно лишь то, что Князю ты сейчас нужен. Вот и все. Вот такое безумное существование.
Имальнуэль только что вернулся из Дальних Пределов. С подарком Сатаниэля его визиты стали значительно приятнее и разнообразнее, но тем не менее любое путешествие было для него затратным и утомительным. Саргатанас настиг его на выходе из Садов Самоубийц. Печальное и прекрасное зрелище заточенных в деревья душ не задевало мраморной холодности скрипача, растратившего большую часть прекрасной энергии Сатаниэля на возвращение в Пределы, но совершенно импонировало виду Военоначальника, одного из двух демонов-слуг Астарота. Создавалось впечатление, что Саргатанас сейчас и сам не был бы против оказаться одним из этих деревьев. Похоже... Астарот был не в духе. Давно был не в духе.
- Не утомит тебя вечность, Саргатанас, - бледное мраморное изваяние налилось красками, обретая четкость, демон устало покачнулся навстречу инкубу, когда белая рука потянулась к лицу посланника. Тонкие пальцы даже не коснулись, совершили лишь намек на касание, на губах мелькнула знакомая всем дьяволам улыбка. Имальнуэль все понял. Саргатанас только что не облегченно вздохнул. Ему не нужно пояснять, что им обоим следует поторопиться. Да, Астарот олицетворение праздности, но все его желания должны исполняться вовремя.
- Он в ярости, - спокойный голос слуги порой даже удивлял скрипача. Такие вещи сообщает, а так спокоен, - Требует в музыкальную залу.
- Надеюсь, она еще у него, - Имальнуэль провел рукой по золотым волосам, заплетая их в косу. Астарот предпочитал другой облик, но с этим он разберется когда они появятся там... Саргатанас обреченно принял свою ношу. Инкуб летать не умел. Главное, чтобы его скрипка все еще была у Астарота, пожалуй, кроме Князя ценителей музыки в Аду набиралось не много. так что свой лучший инструмент он хранил в чертогах сей четы.

Мохноногие огромные создания с видимым оживлением суетились вокруг инкуба, когда он проходил через коридоры, пытались то шарахнуться, то потереться о ноги гостя, прекрасно зная скрипача. Для них он был таким же обычным явлением как ... свет? Воздух? Еда, в конце концов. Среди них встречались и те, которые были подарены инкубу, но за неимением постоянного места жительства у инкуба проживали они здесь, сроднившись с местными тварями. Создания торопливо подгоняли скрипача в музыкальный зал, кажется... они все подготовили.
- Надеюсь, вы её не потеряли? Мою скрипку, - Имальнуэль погладил одного паука по боку, запустив пальцы в жесткую шерсть существа, паук издал утробное урчание, словно был скорее котом, нежели пауком. Перещелкивания пауков наполняли коридоры неким странным гулом.
Скрипку инкубу все же доставили. И его тоже доставили.

Белые волосы седым дождем спустились за спину, черный костюм облегал тело, не оставляя выхода эфемерности и неясности облика скрипача. Он ласково придерживал любимую скрипку , смычок висел на поясе, и не важно, что большая часть важных элементов скрипки была сделана из его собственных волос, звучание от этого становилось только лучше.
Имальнуэль осмотрелся в знакомом зале. Ни пауков. Ни Князя. Он взялся за проверку струн.

Астарот был самым сложным из всех Князей. У каждого Князя были свои желания, обычно они были отрешены от истинной сущности и происхождения самого инкуба. Даже Сатаниэль, Великий строитель, не пытался так ясно отделить истинную сущность инкуба от циркулирующих в нем чужих желаний. Астарот же ценил в Имальнуэле именно его ... суть, которую сам инкуб, будучи в нормальном для него заимствовании всех эмоций, недолюбливал.
Пока Князя не было в зале, Имальнуэль занимался очищением собственного сознания и настройкой скрипки. Скрипка была не простая. Её высекли для него мастера Ада из души его земной жены, прекрасной ведьмы Анисии, поэтому, отчасти он понимал чувства Астарты, ревновавшей Астарота к нему, поэтому доверял своей Королеве ту единственную, что научила его смотреть на людей иначе. Он Боготворил Княгиню. И он этого не скрывал. Пускай она топчет его своими безупречными сапогами, пускай игнорирует, цедит слова, плюет ему в след - не было и нет в Аду женщины, которой он мог бы доверить единственную в своем существовании слабость. А главное - он знал, что Астарта сохранит скрипку. Не потому что будет хранить её как реликвию или ценность, у нее на то были свои мотивы.
- Дура! - в зал ворвался Герцог. Для кого-то увидеть Астарота в халате, несущегося по коридорам, кричащего и беснующегося от негодования было катастрофой, а для Имальнуэля это было нормальным. Он поклонился влетевшему в зал Герцогу, устроившись на пузе одного из огромных пауков Астарота среди черной, жесткой шерсти твари. Он уже не был известным всем Имальнуэлем. Он был тем, кого знает только Астарот и иногда видит Королева.
Паук редкостно позабавил Имальнуэля своим растеряным, почти испуганным видом. Конечно. Этому бедняге, похоже, еще не приходилось встречаться с инкубом, да еще в близкой к его истинной форме, а тут еще князь беснуется. Он принял паучка на руки и стал поглаживать черное пузико, ласково гладя его, почесывая. Удивленная тварь сначала сжалась в комок, затем потихоньку расслабилась, поняв, что убивать его не собираются.
- Шогги, ты вырастишь точно Шогги, - ласково, но как-то безразлично нашептывал инкуб, пока взгляд его следил за Астаротом.
- Асмодей открыл новое игорное заведение, раздал еще пару своих дочерей-жен замуж за демонов, расширяется, так сказать. Подумывает куда отдать своего ненаглядного отпрыска, ищет гарем. Князь Велиал угомонил восстание на севере одним своим явлением, оценил произведение Страдивари, возможно я буду играть на свадьбе одного из его сыновей, в ближайшее время, если, конечно, все устроится так, как хочет он. Строитель в Дальних пределах поддерживает равновесие. О нем сложно что-то сообщить словами, проще показать на энергии. Его сына вновь нет в Пределах, но за целостность Врат Знаний можно не беспокоиться... Левиафан в очередной раз поссорился с Велиалом, Темнейший Князь думает как разделить их Владения. Все стремится и меняется, мой Герцог. Я знаю, что ваша идея о телеграфе была с интересом воспринята Князьями, а у Асмодея во владениях я видел прекрасную работу ваших мастеров. Не знал, что эти заводящиеся механизмы могут так слаженно работать. Движущаяся модель Ада просто великолепна.
Сидящий на его руках паучок поклацал клыками, перебрал лапками и залез скрипачу на плечо.
- Все стремится и меняется, кроме меня. Мир расползается. Боюсь, скоро Аду придется заново оценивать положение, будет новая война. Но... не будем сегодня об этом. Откуда эта скука? - он сошел с паука, положил на его спину скрипку, посадив туда же маленького паучка. Шогги с интересом вцепился в скрипку и смычок.
- Шогги, их грызть нельзя, - с тоном инкуба было сложно поспорить. Паук замер, но вещи не отпустил, решив, видимо, хранить их до скончания собственного существования. Имальнуэль сел у ног Герцога, - Я видел в мире людей Человека. Настоящего. Странно, но он не стал меня изгонять, хотя мог. Этот мир меняется необратимо. нет уже той четкой разницы меж светом и тьмой, что мы видели раньше.

- Ничего нового, о чем бы не знал Великий Герцог, - спокойно, практически отрешенно ответствовал Имальнуэль. Ни что в его виде не выдало ни наслаждения резким движением, ни страха или боли. Гибкое тело само подалось назад, выгибая грудную клетку вперед, помогая шее изогнуться в нужном направлении. И лишь бесцветные глаза, казалось, потемнели. Инкуб, хоть и не использовал эмоций, посылаемых Астаротом, настроением герцога наполнялся. Прекрасным настроением. Единым, - Туда недавно вернулся прекрасный Анаэль, мы с ним разговаривали пару раз.
Они все умели ревновать. Анаэль ревновал Велиала, Велиал Анаэля, Натаниэль, несмотря ни на что, страшно ревновал Сатаниэля по своему, со страстностью недоступной демонам, настолько невинной, что становилось жутко от этого горьковатого привкуса. Лилит ревновала с гневом, Левиафан больше завидовал, чем ревновал, лишь Асмодей, да Имальнуэль никого не ревновали. Асмодей не ревновал, потому что сам был объектом всеобщей ревности, а Имальнуэль... он не умеет ревновать. Ни ревновать, ни радоваться, ни завидовать. Ничего. Ни одной доступной пониманию сотворенных эмоции.
- Не знаю, почему вам показалось, что у Асмодея или Велиала мне нравится больше, - спокойно добавил он. Пауки немного успокоились, но подходить не спешили. Длинные волосы напоминали тонкие стальные нити, такие же жесткие и холодные на ощупь, но такие тонкие и гибкие, каким не может быть ни один из известныхз человечеству металлов.
- Его зовут Константин. И на моей памяти он единственный экзорцист, который думает головой вперед условных рефлексов.  Единственный способный при этом благовидном сочетании ума и расчетливости выжить.

Имальнуэль едва успел вместить в себя весь поток ярости, ревности, гнева, излившегося напрямую в его тело жаркой, черной волной. Князь Астарот мало того что был самым специфическим Дьяволом из всех существующих в Аду, он был чуть ли не самым сильным. Захватить власть над Адом и стать Первым ему мешала лишь необъятная, огромная Лень, которая и концентрировала в нем чистую, незамутненную ничем энергию, способную уничтожать и творить миры... По меньшей мере он легко делил свою силу с Богиней совершенно не теряя при этом собственного могущества.
Острое желание издеваться скользнуло сквозь сущность инкуба, растянутого на коленях Князя, но мелькнувшему во взгляде ожить не было суждено. Астарот, как во истину знаток сути и основы Имальнуэля, нашел чем усмирить зародившуюся, очнувшуюся от долгого сна Пустоту, пожирающую свою фарфоровую оболочку, подтачивающую основы созидательного дара в инкубе. Скрипка.
Инкуб сделал глубокий "вдох", оказавшись на свободе, рука невольно легла на шею, не то проверяя её целостность, не то сдерживая зародившийся беззвучный восклик. Он сел чуть наклонившись вперед, пульсирующая энергетика кружила голову, звала следовать за собой, но...
Он поднялся. Медленно, нарочито устало, словно движения вообще могли его обременить своим существованием. Он не шел, он практически скользил, словно стелился туманом по полу или дул вместе со скользящим по помещению сквозняком. Последние эмоции ушли, остался лишь легкий энергетический фон, словно запах от духов, подаренный Сатаниэлем и его Чертогами. Поступающие эмоции разбивались о сущность, разрушаемые на поверхности, он не давал чужим эмоциям овладеть собственным телом, но... он не мог не скрывать желания поглотить все эти эмоции, обрести их и испытать.
Тонкие пальцы деликатно приняли скрипку, второй рукой он взял ноты и внимательно вгляделся в значки на бумаге.
- Разреши Им прийти, - Имальнуэль не посмотрел на Герцога, он знал, что Астарот его поймет, глядеть в глаза Лени было так же продуктивно, как нагишом растягиваться в соблазнительных позах. Не  интересуют его гляделки, а Имальнуэля интересует лишь искусство. Он устроил ноты на одном из подошедших пауков, читая грамоту как книгу. Своей фразой он не просил, но говорил чтобы пауки пришли, все. Обычно, он их выгонял, убирал из помещения, но сегодня им можно. Пока глаза пробегали по строчке за строчкой, читая знаки, запоминая их, руки положили скрипку на плечо, подбородок прижался к верхней деке, прижав деки к плечу, рука отстегнула смычок от пояса, и скрипач замер, занеся над струнами смычок на несколько мгновений. Он слушал.
Ему когда-то столько пришлось отдать, чтобы её создать. Идеальную скрипку. Он, сущность без собственных эмоций, чувств стремившийся их обрести, проживший сотни человеческих жизней, воплотивший в себе столько талантов... все отдал ей, все влил в нее, в душу, из которой он высек для себя скрипку. Да, у Люцифера крайне своеобразный юмор. Проживший брак под небесами Господними, Имальнуэль был связан самим Темным Принцем со своей женой в мире Дита. И не было лучше пары. Не было коварнее обмана.
"Оно тебе понравится, Анисия. Только, понравится ли мне?" - смычок скользнул на серебристые, натянутые на деке струны, высекая долгий, наполняющий звенящей пустотой зал звук, казалось все звуки погасли, встретив его на своем пути, замерли, утопли, захлебываясь его волнообразными изменениями. Темные глаза инкуба смотрели поверх деки в пустоту, на губах появилась еле заметная, чуть хищная улыбка, он менял тоны и полутоны, следуя странному музыкальному рисунку, изложенному на бумаге впитываясь, вливаясь в мелодию, оживая.

Отредактировано Тай Лиа (2011-04-19 09:51:33)

Только что серые, глаза Имальнуэля поднялись от деки скрипки на Астарота и чуть насмешливо прищурились. Ввалившийся океан темноты и пестрящих красок паучьих лап, животов, глаз вспыхнул в бледном, одиноком сиянии зажегшейся некогда звезды, скрытой Князьями и Всадниками с небосвода, украденной последними мгновениями войны и подаренной в виде личины для воплощенного зова.
Пауки океаном хлынули в дверной проем, они то ли ослепли и шли лишь по звуку,  то ли изначально не пользовались ничем кроме собственных ощущений, но пестрящая мозаика сложилась в невероятный ковер, поднимая и скрипача и Герцога все выше и выше, собираясь в невероятные рельефы под вздрагивающий звук испуганной изменениями в скрипаче скрипки.
Мерное сияние голода расцвечивало все вокруг в цвета снега, холода, нежной зимней ласки, пурги.
Скрипка перестала напоминать своего одноименного потомка, исказившееся звучание гудело ветром в пространстве, разносило странные запахи и звуки в высь.
Пауки не нужны были Имальнуэлю как слушатели, они стали отражением его музыки, ответом на каждое движение его скрипки.
- Герцогиня не оценит моего поступка, Герцог, - выросший огромный утес , раздвинувший, казалось, просторы помещения, сиял отражением света, пауки сцепились друг с другом от мала до велика, закрыв друг другу глаза собственными телами.