Клэр медленно перевела взгляд с картины на мужчину и ответила сдержанной улыбкой на его приветствие. Она подняла свой пустой бокал и отвернулась к картине, с явным сомнением в глазах. Ей сложно было определиться в своих впечатлениях и прямо ответить даже самой себе, чем она больше недовольна обществом, тут собравшимся, или картинами. Что он хотел услышать? Она не умела так красиво и завуалировано изъясняться как отец. При этом еще душевно улыбаться, чтобы не задеть никого и не обидеть. Зачем он ее сюда выслал? В чем она провинилась?
А он все еще стоял над душой со своим дурацким вопросом. Ну, неужели и так не понятно? Без слов…  Клэр вновь посмотрела на мужчину. 
- Вы хотите, чтобы я вам солгала? – Прямо спросила она, намекая, что правда ему не понравится. – Вам не показалось.
Тон ее был сдержанно-холодным, да и взгляд теплом не отличался. Она не умела и не любила кокетничать перед мужчинами, чтобы сразить их наповал, как делали большинство здесь присутствующих женщин. Да и кого сражать то? Ну, значит, остается правда. А Грегори сам виноват, если эта ее правда Эстербергу не понравится.
- Ярко, - начала она, отвернувшись к картине. – Грубо и примитивно. Хотя, я, возможно, просто не понимаю сокрытого тут смысла. Но откровенно надеюсь, что в Лувре это не повесят никогда. Боюсь, что даже годы спустя, я не смогу раскрыть эстетику данного произведения своим внукам, когда их поведу туда.
Она бросила на него короткий взгляд. Что ж, раз спросил, пусть слушает. Клэр довольно нагло взяла его под руку и подвела к другой картине.
- Вот что вы тут видите? – Она усмехнулась, кажется, алкоголь сделал свое дело. – Мне на ум приходят только тесты, которые проделывают психиатры, подсовывая вам замысловатые цветовые кляксы и пытаясь разглядеть в ваших ответах неутешительные диагнозы.
Она отпустила его и даже отошла на шаг в сторону, а потом бросила на мужчину вопросительный взгляд.
- И это покупают? Боже! Я даже знать не хочу, сколько господин Эстерберг за сие попросит. Хотя, отдаю ему должное, мне бы наглости не хватило это продавать, и язык бы не повернулся называть искусством.
Клэр качнула головой. Наверно она уже перегнула палку. И что? Он же сам спросил!
Кстати! Эстерберг. Что-то она отвлеклась на картины, шампанское и всякую прочую ерунду. Надо найти Эстерберга. Она вновь окинула зал взглядом. И как? Тогда просто уйти…

Клэр одарила мужчину оценивающим взглядом.  Удовольствие? Современное видение мира? Она бросила взгляд на картину. Ах, ну да. Точно. Что он там про Лувр сказал? Она перевела взгляд обратно на мужчину.
- А мне жаль вас, - улыбнулась она. – Вы живете жизнью мотылька однодневки, среди таки же однодневок в модном кукольном домике, построенном по последнему слову технике. Ваши души, смятения и прочие чувства слишком мимолетны и не постоянны.
Она отвернулась и отдала пустой бокал проходящему мимо официанту, но новый не взяла. Нельзя сказать, что она чувствовала алкогольное опьянение. Нет, скорее внутренний бунт вырвался наружу и обрушился на первого попавшегося под руку. Грегори ее не похвалит. Он скорее полагал, что Клэр сделает хотя бы пару попыток ужиться с иными взглядами и мнениями.
Вопрос о внуках и замужестве она опустила. Впрочем, видимо и он пожалел, что спросил. Спорить, а их диалог уже походил больше на спор, она не желала. Переубеждать его было бессмысленно. И она,  скорее всего, развернулась бы ушла, но новость о том, что он с гордостью это продает, заставила ее задержаться. Эстерберг! Вот повезло то…
Клэр вдруг посмотрела на него совсем иначе. Одно дело просто высказать свое мнение кому попало, а другое дело… Чувство сожаления не промелькнуло нигде.
- Многогранно, - согласилась она, откровенно разглядывая хозяина галереи, точно тот сам был одним из экспонатов выставки. – Кто ж оспаривает очевидное...
Клэр едва сдержала усмешку. Возможно ей тоже стоит представится. Или не стоит?
- Мое видение не однобоко и не убого, оно просто слишком отличается от вашего, - Клэр пожала плечами. – И базируется на иных ценностях и приоритетах. А Лувр не вчерашний день. Он стоял до вас, и будет стоять после вас. Есть в этом мире нечто такое, что не подвластно времени, что способно восхищать и завораживать не одно поколение. Лишь подлинные шедевры живут веками, господин Эстерберг и им все равно, что сегодня или завтра диктуют мода и спрос.
Улыбку она не смогла сдержать и представится все ж решила.
- Клэр, - протянула она руку, глядя ему в глаза с нескрываемой насмешкой. – Дое.

Клэр довольно резко отдернула руку. Она то ее для рукопожатия протянула, а не для…
Не ускользнуло от внимания и то, как на него ее имя подействовало. Хотя, скорее просто тень имени отца. В любом случае, Клэр не понравилось, как он быстро отыграл назад и предложил все забыть. Она одарила его очередным холодным и высокомерным взглядом и хмыкнула.
- Вы так легко позиции сдаете, - не смогла она удержаться. – Я бы поужинала, но в вашей компании, боюсь, у меня аппетит пропадет.
Она даже не пыталась хамить, просто сработала ее прямолинейность. Клэр отчасти даже не понимала, зачем все еще говорит с ним. Надо было сразу же уйти. Представится и уйти. Извинятся  за свои слова она вовсе не собиралась. Если он был так же глуп, как большая часть здешней публики, то невелика будет потеря для ее отца. Он сам не раз говорил, что антикварное дело в его представление это не только и не столько способ заработать. Для него это был определенный образ жизни. Он хотел, чтобы и для нее это стало образом жизни. Клэр любила старые вещи, ценила их не с точки зрения рыночной стоимости. Для нее уже давно паспорт к столу в стиле ампир это не только список предыдущих владельцев и описание предмета торга, а часть истории, биографии вещи, которая пережила многих людей и имела даже душу.
Клэр вновь посмотрела на картину. Она не видела в ней души. Ей казалось, что современные вещи редко обладают этой самой душой, которая поможет им пережить своих создателей и владельцев. Клэр перевела взгляд на хозяина галереи. В нем она тоже души не видела. Красивая обертка с меркантильными взглядами и сиюминутными желаниями, требующими удовлетворения тут же. Дорогой костюм, как доказательство определенного статуса и уровня жизни. Хищный, оценивающий взгляд ищущий выгоду во всем.
- И да, я знаю кто такой Пабло Пикассо, - вдруг бросила она со снисходительной улыбкой. – А еще знаю, что не вся мазня на холсте считается картиной.
Наверно стоило что-то еще сказать в тему как она рада знакомству. Только она вовсе не была рада их знакомству. Пожелать успехов в бизнесе? Глупость какая!
Клэр посмотрела ему в глаза, прямо, без ужимок и уловок, честно теряясь и не зная, что ему еще едкого сказать на прощание. Кажется, она весь свой запас вежливости исчерпала. А потому вполне можно было уже уйти. Тем более, что раздражение и неприязнь начали нарастать как снежный ком.
Она развернулась, не резко, но и не грациозно и пошла прочь.

Она слышала, как Эстерберг ее окликнул. Это его «Клэр!» лишь придало ей ускорения. Внутренне благоразумие, инстинкты, здравый смысл, чутье – все не просто говорило, а орало, чтобы она как можно скорее ушла.
Он что-то крикнула еще, но…
Клэр ахнула в голос, когда он ее резко остановил и развернул, и замерла с открытым от удивления ртом, глядя на него. Подобные вольности нее вызывали у не восторга. Она поправила волосы, оглядываясь по сторонам. Возможно, публика и привыкла к импульсивным манерам хозяина галереи, но Клэр такую форму отношений не принимала никогда.  Ей понадобилась еще пара секунд, чтобы прийти в себя.
- Отпустите меня немедленно! – Зашипела она сквозь зубы и одарила его ледяным взглядом.
Он не отпустил и Клэр повинуясь отошла, но возмущение ее не знало предела. Как отец мог с таким человеком иметь какие-то отношения? Как он мог ее отправить сюда одну?! Клэр едва дышала от негодования.
Он пытался оправдаться, пойти на мировую, проявить понимание и дать ему шанс. Но Клэр не слышала почти его. Она уже задыхалась от ярости, кипевшей в груди гремучей смесью. Мало кто мог вызвать в ней такие яркие эмоции. Она бросила взгляд на свой гребень в его руках, но забрать не пожелала. Пусть почтой пришлет или себе оставит.
- Я не отличаюсь человеколюбием и милосердием, как и вы манерами! – Довольно резко бросила она, отдергивая руку с демонстративной брезгливостью. – Вы ко всему сказанному ранее еще и…
Клэр плотно сжала губы и вдохнула полной грудью, чтобы умерить пыл и не уподобляться ему. Закатывать сцены на публике она не любила, хотя едва сдерживала желание съездить по его самодовольной морде. Да, ее отец такому не учил, но она ж все же посещала когда-то общеобразовательную школу.
- Я не хочу говорить с вами ни о чем, господин Эстерберг! – Упрямо стояла она на своем. – С эмоциями или без них. Я не желаю вас слушать и не желаю давать вам ни единой возможности.
Она вновь глубоко вдохнула, стараясь не срываться на эмоции, говорить холодно, спокойно и даже высокомерно с ним.
- Я…
Она посмотрела ему в глаза и вся ее ярость мгновенно утихла. Она вздохнула и ощутила легкость. Это алкоголь, наконец, отпустил или наоборот подействовал? И зачем она так с ним?
- Одна чашка кофе, - тихо сказала она, глядя ему в глаза. – Но руки свои вы при себе будете держать и хоть на полтона повысите голос, я развернусь и уйду!
Она накинула шарф на плечи и поправила волосы, бросив взгляд на свой гребень.

Она позволила ему заказать латте и отметила про себя, что в общем-то он может быть приятным. Возможно, она его спровоцировала, задела, обидела. Скорее всего, он не привык, чтобы ему перечили. Хозяин жизни, своей и чужих в придачу.
От десерта она отказалась, чуть качнув головой.
Ее гребень лег на стол. Клэр бросила на него взгляд и, протянув руку, коснулась кончиками пальцев. Он был еще теплым от его рук. Она посмотрела ему в глаза, всегда отдавая предпочтение открытому, прямому контакту.
- Да, - тихо ответила она, когда он назвал ее по имени, и улыбнулась в ответ.
Из его уст оно звучало как-то ново. Может быть, дело было в последней букве, более мягкой на ее родном языке и более резкой на его.
Все. Она закончила свою войну. Это место, ароматный кофе, запах ванили и корицы убивали в ней всякое желание воевать.  Даже взгляд ее стал теплее.
- А я не стану извиняться, – сказала она с улыбкой. – Могу даже снова все повторить.
Клэр смотрела ему в глаза, но уловила жест. Он честно старался не касаться ее, соблюдая одно из условий их перемирия. Она прекрасно понимала, что ее поведение несколько выбивалось из того к чему он привык. Клэр медленно убрала руку, оставив гребень на прежнем месте.
- Я не не люблю молодые таланты, - она хотела назвать его по имени, но никак не смогла вспомнить его, - господин Эстерберг. Я иначе смотрю на вещи. У нас с вами разные ценности и приоритеты. Мы мыслим иными категориями, оцениваем иными критериями. И даже думаю, говорим отчасти на разных языках. 
Клэр сделала глоток своего латте, отведя взгляд. Но поставив чашку, она вновь посмотрела ему в глаза.
- Ваше общество будет покупать картины ваших Даниэлей, не потому что они представляют истинную ценность, а потому что вы их продаете. Они прислушиваются к вам, к вашему вкусу и мнению, потому что сегодня вы диктуете для них моду, стиль, эстетику какую-то. Ведь примерно также вы сами прислушиваетесь к мнению Грегори. Это вопрос авторитетов. А что будет с Даниэлями и их творениями, когда не станет вас? Вы уверены, что их картины не придадут забвению?
Она поправила волосы, бросила взгляд на гребень и вернулась к латте. Возможно, нужно гребень в сумочку убрать, но она не спешила. Заколка переливалась в приглушенном свете и служила своего рода границей, делящий стол на его и ее территории.

- Вы во всем со мной спорите, - заметила она, без улыбки. – И я не говорю с вами о бизнесе. Хотя искусство и бизнес и в вашем, и в моем случае тесно связаны.
Она отпила кофе и поставила чашку на стол, честно задаваясь вопросом, о чем еще он способен говорить. Он был приятен внешне, да вроде и разумен, но его манеры ей определенно не нравились. Слишком властный, слишком эгоистичный, слишком… В нем всего было слишком много. Но больше всего ее задевало, что он на всякую женщину смотрел как на объект. Она была более чем уверена, что подобные ему иначе не могут.
- Хьюго, - повторила она его имя, скорее чтобы запомнить и улыбнулась. – Вы знаете разницу между выживать и жить? И что существует нечто не материальное, которое не продается и не покупается? Что по вашему «жить достойно»? Иметь все что хочется?
Клэр усмехнулась. Он был заложником своего материального мирка, но жалости она не испытывала. Каждый имел то, что заслуживал. А ему иной мир и не нужен был.
Взгляд его опять упал на ее гребень, а его просьба… Клэр вопросительно приподняла бровь.
- Вы всеми красивыми вещами стремитесь обладать? – Не удержалась она от язвительного тона.
Рука ее дрогнула, потянулась вперед, и ладонь накрыла гребень.
- Эта вещь принадлежит мне, - тихо сказала она, глядя ему в глаза. – Она не будет вашей, только потому что вы так хотите. Я не подарю ее вам и не продам. Ну, вы, конечно, можете силой отобрать.
Клэр конечно надеялась, что он все же не опустится до применения силы ни здесь, ни где-то еще. В конце концов этот гребень не представлял особой материальной ценности. Просто красивое дополнение к ее туалету. Подобные вещи можно было купить в любом месте по вполне приемлемой цене. Но видимо именно этот, выпавший из ее волос, приобрел иную для него цену уже. Клэр не собиралась ее повышать или занижать, она скорее хотела лишить его желаемого. В воспитательных целях.
- Вы же не станете отбирать его силой, - она медленно начала отодвигать ладонь к себе, глядя на него с явной провокацией во взгляде. – Вы же можете смириться с тем, что в этом мире не все вам принадлежит.

«Спорите… всегда и по любому поводу…», подумала она, но озвучивать не стала. А смысл?
Его слова про перевод  духовных ценностей в денежные знаки уязвил. Клэр хмыкнула и одарила его ледяным взглядом. Ну, отчасти он был, конечно, прав. Только лишь отчасти. И Клэр вовсе не собиралась даже отчасти с ним соглашаться в этом вопросе. Она промолчала, пропуская вопрос и упрек. Опустила и высказывание про «достойно жить», делая вид, что увлеклась остывающим кофе.
- Мне не скучно, господин Эстерберг, - поставила она чашку, вновь переходя на фамилии. – Я много чего себе позволяю и на многое способна. Мой мир не так ограничен, как вам кажется. Он скорее иной, вам не доступный.
Она уже откровенно начинала его провоцировать. Ее стало забавлять их уже почти ночной кофе, который почти остыл и закончился. Хотя, ему конечно не кофе выпить хотелось. И Клэр не смогла бы сейчас уверенно ответить, что его больше привлекало. Она сама, не вписывающаяся в его представления о женщинах или фамилия ее отца.
- О, ну я вовсе не исключаю того, что у вас есть слабости, - улыбнулась она, глядя ему в глаза. – Дорогие машины? Красивые женщины? Редкие картины? Нет?
Ее, кажется, опять понесло. Она не хотела прямо показывать, как ее задели его слова о ценностях.
– Любимое существо? – Она искренне удивилась и усмехнулась. – Пиранья?
Да, это существо Клэр вполне могла бы представить себе в его доме или рабочем кабинете. Возможно, только оно и способно было слушать его молча и даже где-то понимать, отчасти разделяя его взгляды на мир в целом.
- Как мило, Хьюго, - улыбнулась она. – Вы открыто признали, что я права. Значит, в целом я не сильно ошиблась в своей оценке.
Она отрицательно качнула головой и убрала гребень в сумку, даже не пытаясь себе представить обстоятельства, при которых добровольно ему его отдаст.
- И с чего же вы решили, что я вам его отдам сама?
Она тут же пожалела о том, что спросила и поняла, почему ей надо бежать от него как от огня.
Клэр улыбнулась и бросила на стол банкноту, которая с лихвой покрывала выпитой ей кофе. Она поднялась из-за столика и улыбнулась.
- Я подарила вам больше, чем полчаса, - сказала она, накидывая на плечи шелковый шарф. – Не утруждайтесь и не провожайте меня. Я найду дорогу до отеля.

Он вновь пытался ее остановить. И вновь ее попытка сбежать от него не увенчалась успехом. Она уже сожалеть начала, что дала ему повод. Что вообще заговорила с ним. Что согласилась пойти на эту выставку.
Шарф соскользнул с плеча, но Клэр успела поймать другой его конец и обернулась к Эстербергу. Смысла бежать не было. Он не даст ей уйти. Не отпустит, пока не наиграется и сам не захочет, чтобы она ушла.
Клэр посмотрела ему в глаза и покачала головой.
- Стою, - сдалась она.
Боится ли она его? Какой хороший вопрос. Клэр не знала на него ответа. Она смотрела на него и понимала, что ничего хорошего ее не ждет. Она сама его провоцировала. Сама играла в его игру. Раззадоривала, заводила. Зачем? Она и тут затруднялась ответить.
Клэр скользнула взглядом по его лицу. Ее рука скользнула, по натянутой меж ними тонкой ткани и остановилась, едва коснувшись его пальцев.
- Я не знаю, - честно призналась она, стоя слишком уж близко. – Я стою, потому что вы вновь удерживаете меня.
Наверно, ей стоило отойти на шаг назад или в сторону. Отпустить шарф. Оставить ему. Он обещал ее не касаться и обещания не нарушил. Он лишь держал ее шарф. Сначала гребень, теперь шарф. Она отобрала гребень, хотя могла его уступить. И теперь вцепилась в шарф. Боялась? Скорее нет. Осознанно или нет заманивала, пробуждала интерес и так часто говорила «нет», что теперь он наизнанку вывернется, но заставит сказать ее «да».
- Вас стоит бояться? – Тихо спросила она и рука ее скользнула, коснувшись его. – Вы хотите, чтобы вас боялись? Чтобы я вас боялась?
Она шагнула еще ближе, стоя почти вплотную к нему. Он оказался так высок, что ей пришлось чуть приподнять подбородок, чтобы смотреть в глаза.
- Вы не умеете играть на равных? – Почти шепнула она. – Предпочитаете доминировать всегда и во всем?
Она уже давно все границы перешла и если бы хотела остановиться, то давно бы остановилась наверно.
- Чего вы хотите от меня? – Прямо спросила она.

Он не ответил ни на один из ее вопросов и вообще все перевернул с ног на голову. Клэр удивленно приподняла бровь, слушая его. Может она и странная в его представление о женщинах вообще. Но с чего ей бояться себя? Наброситься на него у нее пока желания не возникло. А вот уйти… Уйти, потому что не могла найти точки соприкосновения их столько разных миров.
Узнать ее ближе? И при том не домогаться… Домогаться чего? Клэр смотрела на него с нескрываемым интересом, но не как на мужчину, а скорее как на что-то странное и не объяснимое, инородное тело нагло вторгающееся в ее маленький мирок.
- Не домогаться чего? – Поинтересовалась она. – Отпустите мой шарф. Вы его испортите. А он мне дорог.
Клэр не то чтобы не умела играть в игры с мужчинами, она скорее никогда до этого не опускалась. Ей никогда не были интересны эти женские ухищрения по заманиванию и окольцовыванию. Все ее отношения были не обязывающими, ровными, без страстей. Она не разыгрывала трагедий и не убивалась по потерянному времени. На самом деле главным мужчиной в ее жизни был Грегори, а остальные… остальные были просто остальными мужчинами.
Ее никто никогда не удерживал так и не останавливал при первой же попытке уйти. Никто никогда не желала обладать тем, что принадлежало только ей, будь это даже гребень для волос.
Он очарован? Она усмехнулась.
- Нет, - качнула она головой. – Через несколько часов я улетаю в Париж. И я уже обещала завтрак другому.
Она выпустила шарф из рук. Пусть оставит себе.
- Я не боюсь ни вас, ни себя, - сказала она, отойдя на шаг назад. – И не испытываю к вам ни симпатии, ни интереса, которые вы пытаетесь мне приписать. Скорее иду на поводу, давая себе шанс ошибиться в своей оценке. Пытаясь раздвинуть границы своего мира и найти что-то прекрасное в вашем. Доброй ночи, господин Эстерберг.
Она развернулась и пошла прочь. Ей нужно было в отель. Нужно было собрать вещи и позвонить отцу. Нужно было успеть на рейс. Она и так слишком много времени потратила на Эстерберга с его выставкой. Клэр планировала оказаться в отеле еще два часа назад и теперь ее расписание сильно сдвинулось.  Жертвовать пришлось сном. Но она выспится дома, в своей постели. Грегори встретит ее в аэропорту и они позавтракают. Потом он отправится в салон, а она спать…
И ее жизнь войдет в привычное русло. А история с мюнхенской выставкой канет в лету и затеряется среди более важных для нее памятных моментов. Два случайно столкнувшихся мира, разойдутся по своим вселенным.

Она услышала его последнюю фразу и вышла из кафе с мыслью, что ничего о нем знать и не хочет больше. За вечер она и так узнала о нем больше, чем хотела.

Клэр прилетела домой. Грегори встретил ее в аэропорту, как и обещал. Она увидела его издалека. Прихрамывая, опираясь на трость, он не спеша шел по залу прилета, ища ее взглядом. Она махнула ему рукой, он улыбнулся. Эстерберг остался в Мюнхене, но все же она вспомнила о нем пару раз за утро, когда рассказывала отцу о своем посещение выставки. Он слушал и улыбался, а когда она сказала, что сравнила картины с психиатрическими тестами, он даже рассмеялся. Ей нравился его смех. Тихий, мягкий. Она тоже смеялась.
Про кофе Клэр умолчала. Ей почему-то подумалось, что это будет лишним. Она вообще не обсуждала с отцом эту сторону своей жизни. Хотя, к какой именно стороне ее жизни относился этот эпизод, Клэр затруднялась сказать.
Она занялась своими повседневными делами. Грегори занялся реставрацией того, что она купила в Берлине и Мюнхене, а Клэр принялась разбирать бумаги и счета, которые накопились за ее отсутствие. Ее не было дома почти две недели. С тех пор как она стала помогать ему, отец вообще забросил бухгалтерские дела и все свое время тратил на то, что любил больше всего – Клэр и антиквариат.
Когда доставили первую корзину с чайными розами, Клэр растерялась. Она достала записку, зачитала ее вслух Грегори и удивленно приподняла бровь.
- Эстерберг? Три дня спустя?
Он целенаправленно выжидал или медленно соображает?
Грегори лишь улыбнулся и не поинтересовался, чего не может забыть хозяин галереи. Клэр пожала плечами и поставила корзину в гостиной. Они ей понравились. Но не настолько, чтобы ставить в своей спальне.
На второй день принесли корзину с хризантемами и снова записка. Клэр улыбнулась и поставила ее в столовой. Хризантемы она не любила. На третий день были орхидеи. Их любил Грегори и Клэр поставила корзину в библиотеке.
На четвертый день она уже начала хмуриться и выказывать недовольство. А отец продолжал лишь молча улыбаться, видя очередного посыльного с корзиной. Зачитывать записки Клэр перестала. Приглашения на ночные кофе выглядели несколько двусмысленно.
На пятый день, когда посыльный оторвал ее от завтрака звонком в дверь, Клэр даже чертыхнулась. Довольно грубо выхватила корзину и, не читая записки, бросила цветы в холле. На шестой день она встретила курьера со стоном. Поставив шестую корзину рядом с пятой, Клэр влетела в кабинет отца, взяла с дивана свой ноутбук и вышла в интернет. Отец одарил ее лукавым взглядом. Да, на их памяти еще никто так не домогался ее внимания.
Она довольно быстро нашла службу доставки цветов в Мюнхене, в документах отца нашла домашний адрес Эстерберга. На губах ее заиграла злорадная улыбка. Чайные розы, хризантемы, орхидеи, ирисы… Кажется, сегодня были лилии?... К каждой корзине она приложила записки, а вот интервал между доставками сократила до двух часов.
К завтраку он узнает, что чайные розы ей понравились, потом, что она не любит хризантемы, что Грегори очень понравились орхидеи, что дом ее стал похож на цветочный магазин, что идея его утратила оригинальность, что затея эта уже начала ее раздражать и что если он не отменит завтрашнюю доставку, то она повторит сегодняшнюю акцию протеста, но уже не только на его домашний адрес, но и на адрес галереи. Может быть, тогда он поймет, что все хорошо в меру?
Клэр закрыла ноутбук и откинулась на спинку дивана. Грегори хмыкнул.
- Он разницу между настойчив и назойлив тоже не понимает? – Спросила Клэр, глядя на отца. – Боже, что у тебя вообще общего с этим маньяком?!
Отец только пожал плечами. Видимо, с этой стороны он Эстерберга не знал. Либо предпочел не вмешиваться в его отношения с дочерью.

Одно утро без цветов и жизнь вошла в привычное русло. Клэр занялась своими привычными делами, а про назойливого шведа вспоминала лишь когда натыкалась взглядом на одну из шести корзин. Но в салоне их не было, там Клэр вообще не вспоминала о существование Эстерберга.
Пока она была в Мюнхене, отец купил несколько фарфоровый статуэток и Клэр никак не могла оторвать глаз от одной из них. Проходя мимо стеллажа с фарфором, она останавливалась по десять раз за день и замирала на пару секунд, глядя на маленькую балерину. Ей почему-то вспоминалось «Лебединое озеро», хотя она больше предпочитала оперу.
К вечеру того дня она не устояла и унесла балерину в свою спальню, решительно заявив отцу, что купит ее сама, а кредитка лежит на столе в его кабинете.
Второе утро без цветов было просто волшебным. Клэр позавтракала с отцом, выслушивая его комментарии по поводу новой выставки. Она вчера почти закончила разбираться с налогами и сегодня хотела встретиться с представителем страховой компании. Эксперты уже оценили привезенные ею из Мюнхена картины и оформили заключения, оставалось только застраховать.
Она надела атласную блузку американку с бантом на шее и расклешенные от бедра брюки. Туфли на среднем каблуке и завила волосы. Немного косметики. Как обычно. Тушь, пудра, блеск для губ. Чуть ее любимых духов с цитрусовым привкусом.
Грегори собирался уехать на целый день к клиенту, и салон оставался на ней. Значит, возможности валяться в пижаме на диване с книгой до обеда не будет. Начинался сезон отпусков. Двух из трех консультантов уже не было. Ощущался дефицит грузчиков и отсутствовал один из водителей. Но и наплыва покупателей тоже не было. Все подались на побережья, подальше от душной столицы. Клэр и сама бы с удовольствием уехала в их маленькое шато рядом с Кале, но кто-то должен был работать… Она ждала нескольких покупателей, желающих приобрести в качестве свадебного подарка несколько предметов антиквариата. На ее взгляд это был прекрасный подарок. Она уже отобрала несколько наборов столового серебра, обеденный сервиз на двенадцать персон, хрусталь, подсвечники и вазы, которые ценой своей вполне обрадуют покупателей, как со стороны жениха, так и невесты.
Она спустилась в салон со второго этажа, где располагался кабинет отца, допивая кофе и просматривая новый каталог по дороге. У нее еще было пару часов в запасе.
- Поль, я отойду, - начала она отрывая взгляд от каталога и полагая, что тот где-то рядом. - Набери мне, если подойдет мадам…
Вместо консультанта Клэр наткнулась на шведа и чуть чашку с кофе не выронила.
Доброе? Нет! Оно определенно уже не доброе…
Она замерла на последней ступени, глядя на Эстерберга, как на кошмарную галлюцинацию и даже забыла, куда хотела идти.
- Да что вы?! – Начала она приходить в себя.
Слышал он… Сейчас упаду в обморок…
- И от кого же, позвольте узнать?
Откуда-то там вынырнул Поль. Видимо шел на ее голос, да не успел. Клэр жестом попросила его исчезнуть.
Она все таки спустилась, поставила чашку с кофе, положила каталог на ближайший стол и подошла к Эстербергу.
Что он там хочет?
- Столик, говорите, в стиле ампир? – Сладко спросила она на немецком и улыбнулась, глядя на него сверху вниз. – О, уже и цветы маме купили? Боюсь, вас разочаровать, у нас не сувенирная лавка. За пару сотню евро вам ничего подобрать не смогу.
Но где выход укажу бесплатно!
Она была дома. На своей территории. А рядом где-то еще Поль болтался. Так что, мюнхенские фокусы у него не пройдут…

Она, кажется, перегнула. На мгновение, Клэр даже сожаление посетило. Что отец скажет, когда узнает, что она так вот с его клиентом разговаривает. Не с ее, а с его! 
Но стоило ей взглянуть в его глаза, как сожаления и сомнения растворились. Нет, она не перегнула. В самый раз, а может даже мало.
- Нет, господин Эстерберг, только избранных, - мягко улыбнулась она.
Он ей говорил о непорядочности? А как она еще могла реагировать на его «порядочность»? Это ж до какой степени надо быть извращенцем, да еще с наклонностями маньяка, что бы притащиться аж из Мюнхена в Париж за столиком для матери которая живет вообще-то в Стокгольме. Что между Мюнхеном и Стокгольмом закрылись все лавки антикварные? Или кончились столики в стиле ампир? Они никогда редкостью не были. Такой стол можно было купить в любом более менее крупном салоне.
Уж ты, - удивилась она, услышав о стоимости его картин.
- Господин Эстерберг, - вздохнула она, решив, наконец, закончить их мудреные игры. – Давайте на чистоту? Зачем вы пришли? Это как-то смешно даже. Такой столик вы можете купить и в Стокгольме. Да и лететь к маме из Мюнхена через Париж с корзиной роз не логично. Там и цветочные магазины закрылись тоже?
Она улыбнулась, глядя на него. Долго он еще играть будет или уже наберется храбрости и скажет напрямую, зачем приехал, бросив все свои дела?
Клэр впервые посмотрела на него не как на клиента отца и не как на хозяина галереи. Как на мужчину? Ну да, скорее как-то так. Только не поспешила себе в этом признаться.
Она никак не смогла представить себя рядом с ним. В ее воображение рисовались иные женщины. Примерно такие, каких она видела в галереи. Клэр никогда такой не был, не стремилась и не станет. А ее образование, независимость и наличие не только спинного мозга помноженное на умение этим «не только» пользоваться многих мужчин отпугивало. В большинстве случаев общие темы  у нее были только с отцом. С ним она без труда находила общий язык. Он понимал ее без лишних слов, безошибочно угадывал ее желания и никогда не обвинял в излишней холодности и высокомерности.
- Мне кажется, - начала она тихо и серьезно, без ужимок и намеков, надеясь на его здравый смысл. – Вы ошиблись адресом. Быть может, не так истолковали какие-то мои слова и поступки. Мне кажется, будет лучше, если вы уйдете и мы забудем обо всем. Мне кажется, если вы подумаете, то поймете, что хороший партнер лучше сомнительной интрижки.
Она поправила волосы и коснулась атласного банта на шее. Клэр не умела объяснятся с мужчинами. Да и они никогда так настойчиво ее не преследовали. Обычно она просто исчезала, растворялась, прикидывалась занятой. В конце концов игнорирование их намеков и откровенных ухаживаний действовало лучше всяких слов. И чего она тогда тут распинается? Наверно надо было ему продать столик или позвать Поля, что б обслужил клиента, сославшись на свою занятость.
- И простите, за грубость, - добавила она и отвела взгляд, надеясь, что он сейчас быстро сделает верный вывод, развернется и уйдет.

Сказали, что я обращаю духовные ценности в денежные единицы, - подумала она, когда он спросил, но не ответила.
- Вы слишком назойливы, - сказала она, не глядя ему в глаза.
Ей, конечно, польстило его признание, но что с ним делать Клэр не имела понятия. Очаровавшей? Заставившей? Она же ничуть не пыталась его очаровать и уж тем более заставить.
Клэр подняла на него глаза, когда он поймал ее руку. Шанс? Она не отдернула руку и позволила поцеловать.
- Господин Эстерьберг, - тихо выдохнула она и улыбнулась. – Мне льстит ваше внимание…
Правда льстит? Клэр нахмурилась. Что-то она уже вообще перестала понимать происходящее. Ей даже подумалось, что он изощренно мстит за сказанное ей о его выставке и картинах. Клэр мягко высвободила руку и тут же обе убрала за спину, одной обхватив запястье другой. Она откровенно терялась и не знала, что ему сказать. Ей было во сто раз легче парировать его нападки, проводить границу, ставить на место… Но она же сама только что просила его сказать все как есть. Она ж не глупая, давно уже догадалась куда он клонит и чего хочет. Только пока еще не определилась со своими наклонностями и желаниями.
Клэр открыла рот, словно хотела что-то сказать, но тут же его закрыла. Ей нечего ему сказать. О каких шансах, о какой снисходительности он просит? У него тут дела, но он воспользовался случаем принести седьмую корзину. И она вроде уже завтракала, хотя и собиралась сейчас прогуляться до книжной лавки и выпить еще латте с карамелью.
Клэр вдруг поменялась в лице. Задумчивость ее исчезла, нарисовалось крайнее удивление.
- Как простит? – Не удержалась она. – Бешенство? Рычали и метались?
Клэр едва сдерживала улыбку. Нет, смысл сказанного до нее дошел, она просто в красках себе картину представила.
- А вы, - она на мгновение крепко сжала зубы, чтобы не засмеяться, - к доктору не обращались?
Губы ее все ж изогнулись в улыбке. Она понимала, что это может его задеть и обидеть. Но Клэр не хотела его обижать. Она опустила голову, чтобы не доводить его до бешенства своей реакцией.
- Простите, - приступ почти прошел, но она еще не могла на него поднять глаз и боялась рассмеяться.
Клэр взяла его за руку. Вдруг так просто по-дружески, без намеков. Ладно, пусть будет завтрак.
- Хьюго, простите, - повторила она и посмотрела ему в глаза. – Идемте!
Она потянула его к дверям. На ее губах играла улыбка, но не вовсе не злая, без издевки.
- Через дорогу есть уютное кафе. Я выпью с вами латте. Только не сердитесь.

Да, случай у него был безнадежный. Клэр согласилась, но мысль не озвучила и не продолжила. Сейчас, без своих нападок, без хищных повадок, где-то даже растерянный, он нравился ей много больше, чем в Мюнхене.
Она вывела его на улицу и отвела в свою любимое кафе через дорогу. Клэр не задумываясь села за свой привычный столик у огромного окна, с видом на их не большую улочку, сплошь состоящую из магазинов и лавок. Здесь всегда было много туристов и простых парижан. 
Она улыбнулась даже ему и сложила руки перед собой на столешнице. К заказу добавила еще шоколадный торт для себя. Он видимо сидел на диете. Шутить в эту тему Клэр не решилась.
- Что? – Спросила она, когда он назвал ее по имени и тут же нахмурилась. – Какой я вам подарок сделала?
Цветы она не брала в счет. Это не подарок, это воспитательный момент был и она откровенно полагала, что подействовало. Хотя, учитывая, что еще одна корзина теперь стоит в салоне – не подействовало.
Нельзя сказать, что Клэр не любила подарков. Конечно, любила, но от отца. Он всегда знал, что ей подарить, чему она будет несказанно рада, чего хочет, но никогда не попросит и сама себе не купит. А что он мог ей подарить? Одну из своих ужасных картин? Она не была требовательна и капризна, просто не понимала смысл подарков для галочки, просто так.
- Что-то конкретное или вообще просто? – Уточнила Клэр, вопросительно изогнув бровь.
А зачем? Она что хочет получить от него подарок? Ведь если он одарит, то тут же потребует компенсации затраченных усилий.
- Хьюго, к чему вы клоните? – Строго начала она, когда официант поставил на стол их заказ и ушел. – Вы пытаетесь ухаживать за мной? Идете на поводу не здравого смысла, а бесконтрольных порывов душевных? Это же не серьезно. К чему все это?
Клэр вдруг показалось, что она несет откровенную ересь. Да понятно было даже ребенку, к чему это все. Избалованному и зажравшемуся мальчику разнообразия захотелось. Приелась привычная жизнь. Бросился на поиски новых ощущений и приключений. И его ничуть не беспокоит душевное равновесие объекта его ухаживаний. Он будет ее преследовать, пока своего не добьется.
- Я живу в Париже, вы в Мюнхене, - напомнила она, сделав глоток латте. – И, насколько я понимаю, вы не сторонник серьезных отношений. Вам не такая как я девушка нужна. Не обманывайте себя. И меня тоже.
Клэр мягко улыбнулась, глядя ему в глаза. Вряд ли он когда-нибудь задумывался о разбитых им сердцах. Не смотря на всю свою сдержанность и рассудительность, Клэр была очень ранимой и впечатлительной натурой. Да, она отдавала предпочтение логике и здравому смыслу, но лишь как способу защиты себя же. Ни один из ее предыдущих романов ни к чему хорошему не привел. Красивые сказки всегда оборачивались сущим кошмаром с разочарованиями, истериками, скандалами и обвинениями. При чем все было не с ее стороны. Она предпочитала тихо уходить и переживать молча.
Клэр скользнула взглядом по его лицу. Эстерьберг был приятным мужчиной, с чисто внешней, эстетической точки зрения. Она не испытала отвращения стоя рядом с ним в мюнхенском кафе или когда взяла его сейчас за руку. Отчасти ей даже льстило, что он так настойчиво добивается ее внимания. Но вот его душевные качества ее совсем не прельщали. Что она будет с ним делать? Воевать по каждому поводу? Постоянно спорить? Вечно оспаривать свое право на собственное мнение и взгляд? А потом? Со временем, когда страсти его улягутся… Смириться с тем, что он нашел иной объект для воздыханий?